Я тоже не слишком увлекаюсь карточной игрой. В сравнении с напряжением, какое испытываешь на скачках, когда неимоверные усилия лошади и жокея заставляют кровь быстрей бежать в жилах, вист кажется скучноватым. Мне не хватает рева толпы и перестука копыт по скаковому кругу. Даже бильярд обладает в моих глазах большей притягательностью, ведь там игроки, по крайней мере, имеют возможность передвигаться вокруг стола, а согласованность действий руки и глаза требует настоящего мастерства. Поэтому я нахожу карты совершенно пресным занятием.
В два часа ночи полковник Апвуд и Юстас Гонт покинули клуб, выиграв, по подсчетам Холмса, тайком наблюдавшего за игрой, скромную сумму – около двенадцати гиней, ради которой явно не стоило плутовать.
Мы выждали еще с полчаса, для того чтобы наш одновременный уход не возбудил ни в ком подозрений, и тоже откланялись.
– Вероятно, – заметил я, пока наш экипаж громыхал по пустынным улицам, везя нас обратно на Бейкер-стрит, – в следующую пятницу нас тоже постигнет неудача.
– Боюсь, что так, дружище, – согласился Холмс.
– Напрасная трата времени!
– Не совсем, – уточнил он. – Нам удалось добыть весьма полезную информацию о Гонте и полковнике Апвуде, в том числе касающуюся их методов.
– Разве, Холмс? Я не приметил в их поведении ничего необычного. Они явно не жульничали, иначе выиграли бы куда больше.
– На первый взгляд – да, – признал Холмс, – однако давайте дождемся результатов и не будем загадывать вперед. Как все алчные люди, рано или поздно они должны польститься на легкую поживу. А нам пока что следует набраться терпения.
Он ни словом не обмолвился о расследовании вплоть до следующей пятницы, когда мы снова отправились в «Нонпарель». Поднимаясь по ступеням главного входа, Холмс мимоходом бросил мне через плечо:
– Возможно, сегодня затеется настоящая игра.
Однако все обернулось по-другому.
В игорном зале Годфри Синклер, как и в прошлый раз, нашел для нас партнеров, и мы вчетвером расселись вокруг небольшого, накрытого сукном стола. Впрочем, на этот раз было не так скучно: по настоянию Холмса мы время от времени вставали, чтобы размять ноги, и, как и другие джентльмены, прохаживались по залу, останавливаясь рядом с другими столами и наблюдая за игрой.
Мы на минутку задержались и у стола, за которым сидели наши «подопечные», и никто в комнате, я в этом убежден, не заметил в выражении наших лиц ничего подозрительного. Искоса взглянув на Холмса, я увидел, что лицо его выражало всего только вежливый интерес. Лишь я, давно и хорошо его знавший, догадывался о его внутреннем напряжении. Холмс был полон с трудом сдерживаемой энергии, точно часовая пружина, взведенная до упора: нервы натянуты, все чувства сосредоточены на тех двоих, что сидели перед нами.
Насколько я мог заметить, в их поведении не было ничего особенного. Полковник Апвуд сидел прямо, почти не двигаясь и не говоря, лишь изредка отпуская шуточки насчет игры. Лишившись короля треф, он провозгласил: «Мой монарх сражен во время битвы!», а когда червовый валет его партнера был бит дамой противника, заявил: «Никогда не верьте женщине!»
Юстас Гонт, как я заметил, не оставил своей привычки нервно теребить галстук или цветок в петлице (на этот раз – красную гвоздику) и все так же беспрерывно шнырял глазами.
Игра оказалась маловыразительной, и вскоре мы двинулись к другому столу. Я увидел, что, как только мы отошли от подозреваемых, напряжение Холмса спало, он заскучал, в глазах его появилась апатия, а худое лицо приобрело чрезвычайно утомленный вид.
Следующие две пятницы прошли по тому же сценарию. Апвуд и его приятель не проигрывали и не выигрывали больших сумм, казалось, игра наскучила даже им, ибо, к невыразимому моему облегчению, оба раза они уходили не позднее половины первого.
Я ожидал, что в следующий раз все будет точно так же, и готовил себя к долгому унылому вечеру за вистом.
Когда мы отправились в своем экипаже в клуб «Нонпарель», Холмс, казалось, тоже пребывал в дурном настроении. Я чувствовал, что он, как и я, перестает верить в успех расследования и что эта еженедельная пытка будет длиться вечно, как в той древнегреческой легенде о человеке, обреченном вкатывать в гору огромный камень, у вершины неизменно срывавшийся вниз[10].
Но лишь только мы вошли в игральный салон, я увидел, как с ним произошла мгновенная и неожиданная перемена. Он вскинул голову, расправил плечи и тихо, торжествующе усмехнулся.
10
Согласно греческому мифу, коринфский царь Сизиф похитил и заточил бога смерти Танатоса, впоследствии спасенного богом Аресом. Сизифа приговорили к вечной пытке: раз за разом вкатывать в гору тяжелый камень, который у вершины обязательно срывался вниз. –