Мифологические поэмы

всех удалив, не скрывает, что жрица сестрой оказалась;
видит, однако, что ум поврежден у него, сумасшедший
885 речи толковой лишен. Молитвой ночной очищает
брата и с ним уезжает, идол похитив Дианы.
Только достигли Микен, Молва наставляет Молосса;
тот в преступленье двойном обвиняет Ореста; в Афины
он забирает его, чтоб предстал пред судом по закону.
890 Старцы сбираются в храм[295], им для этого данный Минервой;
отпрыск Ахилла встает и, любовью к отцу побужденный,
так начинает[296]: "Законов источник, знатнейшие люди,
я объявляю виновным в преступных деяньях Ореста:
кровные узы забыл, пренебрег человеческим правом,
895 вышних богов осквернил и собственной пролил рукою
матери кровь. Если мать изменила, возможно, Атриду, —
чем же здесь Пирр виноват? Разве был он похож на Эгиста?
Сын Ахиллеса могучего, Азии всей покоритель,
в храме дары приносил — и коварно убит был Орестом.
900 Скажет, пожалуй, что мать преступна была, нечестива,
вдвое преступна[297], к измене прибавив убийство супруга.
Пусть справедливым судьей виновница предана казни,
но не сыновним мечом[298]. Устыдится ли новых проступков
тот, кто убийств череду начал с матери? Строго судите[299],
905 древнего отрасль Кекропа[300], — Афинам такое пристало
мщенье. А смерти в мешке[301] не будет довольно Оресту;
вот что с таким надо делать[302]: повсюду изранив железом,
члены отдельно отсечь, чтобы близкую смерть отодвинуть;
пусть остается на время растерзанным трупом живущим".
910 Так он сказал и умолк. Орест же ему отвечает:
"Знатные люди данайцев, мудрые, разума светочь,
высшая слава Афин, судьи священного права,
рад я, что здесь, среди вас, мое разбирается дело:
жены ведь есть и у вас, вы их любите, как подобает,
915 помните, думаю, вашей минувшей юности годы[303],
к вашим невестам любовь, обещание близкого брака.
Вышним обязан богам, что после припадков безумья
снова, как прежде, здоров, средь судей обвиненью внимаю.
С ясным умом чту я суд афинский, по праву священный,
920 и отличить я могу зло от добра. Посудите:
должен быть ваш приговор не о моем столько деле,
сколько о праве богов, одобренье свое показавших
тем, что, очистив меня, исцелили страдавшую душу;
если б я был нечестив, боги меня б не спасали.
925 Мать защищает Молосс, но он этим меня обеляет[304]:
мести достойна убийца, — убитый отец не достоин?
Есть ли безумец такой, святотатец, который решится
отчих богов обвинять, чья власть до конца совершенна?
Пусть порицает богов, пусть их к борьбе призывает,
930 пусть затевает войну гигантов[305], богов осуждая.
Пусть упрекает меня — откуда ж припадки безумья?
Были заботой печальной, не за вину наказаньем:
душу вздымает тоска, сердце в груди угнетая.
Пирр похитителем был, я отмстителем кражи явился, —
935 смертный один обвиняет того, кто одобрен богами.
Стражи закона, прошу, оправдайте того приговором,
кто уж богами спасен, очищен судьбою благосклонной".
Молвил, речистый язык обуздав молчанием скромным.
И начинается суд с рассмотреньем деяний Ореста.
940 Разные камешки там по обычаю в урну бросали[306]:
белыми право на жизнь, красными смерть присуждали.
Вот, голоса посчитав, решили, что нет приговора:
равным выходит число[307] камешков белых и красных.
Но у Минервы в руке зажат был камешек белый;
945 в пользу Ореста кладет; возглашают: "Оправдан виновный".
Знатные судьи о нем такой приговор произносят:
"Если б решенья богов обсуждать дозволялося людям,
дело Ореста должно б обычным путем[308] разбираться;
воля ж объявлена нам богов; милосердие неба
950 в наши не входит права; да смолкнут судебные споры!
Кто б опрометчиво стал небесные рушить законы?
Кары богов не сумел избежать ни Парис[309], рассудивший
вечных богинь, избежать наказанья не смог и Тиресий.
Пирр похититель погиб, справедливым мечом пораженный;
955 если ж он в храме убит, значит, власть до конца совершенна[310]
мощных богов, и карают, когда захотят. Пусть спокойно
в дом возвратится Орест, — не грозит ему обвиненье".
Так все приходит к концу[311], и Ореста приветствуют люди,
с радостью друга, лишь суд он покинул, Пилад принимает;
960 сестры с обеих сторон[312] обнимают желанного брата,
и вчетвером же спешат снова с радостью видеть Микены;
полнится царский дворец навсегда возвращенным богатством[313].
Боги, которым вручил своей волей Отец-Громовержец
полную власть[314] над землей и над небом, над воздухом, морем,
965 просит вас кроткая Честность[315], добрая просит Невинность
и Состраданье благое, семейная молит вас Радость,
Род человеческий, кровные Узы, от века святые,
Связи домашние вас заклинают, Союз меж родными:
хватит лемносского зла и Данаид[316], что сумели
970 брачный чертог свой в костер превратить, и деяний Тиеста[317],
и бесконечных грехов, о которых рассказывать стыдно;
вот и в Микенах позорит тройная трагедия[318] славу
греков; подвластный вам мир пощадите[319], пеласгов несчастных
вы отвратите, прошу, от новой чреды преступлений.