№ 327. Я, говорит, выслушала их разговор. Сказывают про каких-то колдунов. Один говорит, что сейчас же может человека испортить, а другой, что может сейчас же вылечить. И перед ними — сидят едят колдуны — буханка хлеба. Один буханку испортил, буханка почернела, уголь. А второй говорит «Я вылечу!» Вылечил. Буханка побелела. — «Ну-ко, разрежь!» Разрезал, а в середине черно. Вот, говорит, так и лечат. Только сверху заморят или не вылечат совсем. Внутри черно, а сверх бело (Коми, Усть-Цилемский район, Замежное, 1987).
№ 328. Вот знали[173] люди. И два заспорили в Осокиной. Один в Осокиной был, а другой — из Гляден. И заспорили, кто сильней. Видимо, у их тоже есть ето, у кого больше чертей. Дак вот заспорили. Тожо закупали скота-та. Вот говорит один: «У меня лягут коровы». А другой: «У Гляден». На километр повыше был, ну, на километр подальше был. Осокину коровы прошли, на Глядине легли, не пошли никуда. Вот так. Тожо знались, видимо. Один другого сильнее (Пермская обл., Соликамский район, Харюшино, 1989).
№ 329. Вот коновалы рассказывают. Вот у нас в деревне два колдуна, так молодых спортят, если их не пригласят на свадьбу, в волков превратят. Овернут молодых волками, и три года бегают по лесу, вся одежа прирвется, а вот на спине вырастет волчья шерсть, как долонью хватют. Бывали такие случаи, или молодых волками сделают или на свадьбе что случится.
Вот, говорят, к венцу приезжают молодые, один колдун подходит, говорит: «Три-девять пудов горох». Надо, чтоб в струцке гороха девять горошин было. И вот етот струцок наговорят: «Три-девять пудов горох, три-девять пудов жених, три девять пудов невеста, не взять коням с места». Положат етот струцок в повозку или в сани, где молодые сидят, и кони не могут взеть. Кони рвутся, пока им, колдунам, все не покорятся, все кони на месте стоят.
Вот, говорят, эти два колдуна, один знал много, а другой больше. Один так устроил, что кони не могут взеть с места, а другой огненно колесо пустил вперед обоза. Куды пойдешь в огонь.
Вот, говорят, их на свадьбу пригласили, а они между собо поссорились. Один знат много, другой говорит: «Я больше»! Один говорит другому: «Я сцас устрою над тобой. На-ка рюмоцку, выпей». — «Давай». Тот не трус, не боится. Выпиват. Все зубы до единого выпали. Склал да положил на стол! «Ну, — говорит другой, — теперь ты от меня выпей». Тот рюмку только выпил, как раз его к окну и к потолку ногами подвесило. Подвесило к потолку ногами, вот так лягается и крицит: «Мне тяжело, сними меня, я не могу больше». А тот говорит: «Наперво зубы вставь, а потом сниму я тебя». — «Наливайте, говорит, рюмку». Рюмку ему наверх подали, наговорил какие-то слова и говорит: «На, пей. Склади зубы в рот и пей». Зубы встали на место. Другой и говорит: «Сцас я тебя тоже сниму». Тоже рюмку подали, и он очутился за столом. Вот такие истории (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
№ 330. Бабки-то и свадьбу могли спортить. Вот раньше, не хочет мать, чтоб женились, она нашла колдунью, они поехали венчаться, едут оттуль на лошадях, и вот вдруг лошади остановились, и молодые превратились в волков обои и в лес побежали.
Колдунья всяко могла производиться, всяко ходить. Это уж черт им помогает. Утравливали всяко молодых. Вот гулял парень с одной, а взял другую замуж. Она пошла к колдунье. Испекли этакую ватрушку и дали им на свадьбу. Но другие узнали и спрятали ее. Свадьба кончилась, наутро пошла одна тетка, которая узнала про ватрушку, нашла, принесла ее, а она вся черная. Ей яду срок уж вышел, она вся и почернела (Новгородская обл., Старорусский район, Ивановское, 1990).
№ 331. У моего отца спортили свадьбу. У него была невеста, кроме мамы, — хромая. Он от нее отказался, вот она и спортила свадьбу. Украла кашу, а потом ходила поперек свадьбы [т. е. поперек пути свадебного поезда] и нитки цкала[174]. Так и получилось. Сначала хорошо жили, а потом стали худо жить. Приехал раз коновал и говорит: «Худо ты, Васька, живешь». А отец не признается: «А ты откуда знаешь?» Уехал отец на мельницу, муку делать, а бабушка попросила коновала, чтоб помог молодых наладить. А тот говорит: «Сейчас я его, подлеца, налажу-то». Тот [коновал] вышел, по ветру слова-то и спустил, какие — не знаю. Ну и ему, отцу-то, сразу там на мельнице и дало. Отец с мельницы приехал, говорит: «Катя — это маме-то — вынеси в анбар муку», а сам рассказывает: «Выгребаю из ступы, прямо в мельнице ветер заходил, шалью хлестнуло по лицу — там висела, — так вздохнул, а во мне как ребенок повернулся». Наладил их старик (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).