Черт в быличках может фигурировать в единственном числе (№ 256, 271, 272, 280 и др.), может быть упомянуто неопределенное множество чертей (№ 271, 273, 274 и др.), может идти речь и о целом «сонмище чертей» (№ 266); бесы же за очень редким исключением появляются во множестве (№ 247). Есть в быличках особая категория чертей, которые действуют всегда во множестве — это помощники колдуна — маленькие, красные шапочки и под., о которых подробнее говорится в разделе о магии и колдовстве.
По внешнему облику черт в быличке часто традиционен. Даже при антропоморфном облике у него может быть хвост (№ 245, 259), рога (№ 245, 250), мохнатые ноги с копытами (№ 260), это существа «шерстнатые, с рогами, с хвостами, с копытами» (№ 266). Есть зооморфные образы черта: фантастическая собака в ряде быличек может быть понята и как черт, и как леший (например, № 278), но «свинья страшная, пламень изо рта» (№ 305) — это несомненно нечистый.
Для Севера актуальна связь черта с водой, а в Архангельской области, на реке Пинеге черт вообще живет только в воде (№ 261, 264). Именно поэтому черт заводит свою жертву в воду (№ 278, 281). Общеизвестна связь черта с болотом (ср. У черта на куличках, т. е. на болоте) (№ 279). Источник этой связи, вероятно, в том, что вода как источник жизни была предметом борьбы «за власть» между благодетельными и злыми силами, повелевающими миром.
В публикуемых быличках есть несколько редких и очень ценных с точки зрения мифологии и фольклора характеристик персонажа зла. Это, например, мотив запихивания человека бесом под стену, под угол дома в быличке № 258 и в древнейшем «Житии Феодосия Печерского» (XI в.), мотив «заключенного беса», известный памятникам и фольклору (куда, впрочем, он попал скорее всего из литературного источника) (подробнее об этом см.: Приложение. Мифологические мотивы в памятниках древней славяно-русской письменности и литературы).
Как известно, у старообрядцев существует запрет на пользование зеркалом. И дело тут не только в аскетизме, но в представлении о бесовской природе двойника в зеркале. И в тексте № 244 повторяется известная рекомендация завесить зеркало во время грозы, «а то черт в нем объявится». И у современного цивилизованного человека сохраняется несколько мистическое отношение к зеркалу и «зазеркалью», о чем свидетельствуют, например, книга Л. Кэролла «Алиса в стране чудес», сказка о девочке Яло (зеркальное написание имени Оля), обычай завешивать зеркало, когда в доме покойник, и т. п.
Представление о крестьянском доме как космогонической модели мира отражается в сообщении, о том, что черти не могут подняться выше матицы. Очевидно, выше матицы начинается верхняя, соответствующая «небесной», сфера жилища (№ 266).
В мировом образе черта нередки мотивы плутовства, веселья. Публикуемые материалы содержат только одну быличку, в которой «неприятель», т. е. черт, выйдя из леса, развлекается вместе с мальчишками (№ 258).
Разнообразие образа черта в быличках исторически обусловлено и порождено переплетением различных традиций.
В свое время Ф. И. Буслаев в историческом развитии образа беса в древнерусской литературе выделил два периода — период византийско-русского беса до XVII в., когда бес имел самый общий вид, «передавая только одно отвлеченное значение зла и греха», и период западного беса, имеющего более изощренный образ, беса, испытавшего влияние всплеска суеверий, и демонологии в средневековой Европе (Буслаев 1886).
В публикуемых материалах и вообще в русской фольклорной традиции предстает более поздний образ беса, черта — конкретно-образный, приближенный к человеку. Лишь отдельные именования черта, такие, как нечистый, грех (ср.: Бох и грех, их два вешшества, бох на харошые дела учит, а грех на благие[217]. Псковская обл., Палкинский район. — Псковский областной словарь с историческими данными, Л., 1967-1990. Т. 8,19), указывают на обобщенно-моралистическую природу беса Древней Руси. Вместе с тем всплеск демонологии в средние века на Руси не был столь бурным, как в Западной Европе, где в позднее средневековье появились многочисленные демонологические трактаты, в которых образы бесов получают специализацию и конкретизацию, расцвечиваются многими деталями. В средневековых западноевропейских представлениях под монархическим управлением Вельзевула соединены воедино высшие и низшие сановники с титулами, соответствующими графам и баронам, гражданским чиновникам разных классов, даже с орденами. Каждый из них получает свое имя. Великий устроитель праздников и удовольствий называется Ниббас; директор театров — Кобаль; начальник тайной полиции — Нергаль; главный медицинский инспектор при дворе — Раммон; главный истопник, которому поручено поддерживать огонь в адских печах, — Ксафан; смотритель над кухнями — Нисброк; надзиратель за хлебопечением — Дагон и др. (Зотов 1884: 166).