«В значительной мере вину в этом я отношу к нашим старшим руководителям, они…сбили с правильных позиций наших людей. Например, тов. Свешников, когда прибыла группа штурмовиков, перед строем разъяснял…, что половой вопрос должен быть организован для них командованием на месте. По словам истребителей, им то же самое сказали некоторые старшие товарищи при проводах с родины. Эти указания у нас поняли так, что наши люди могут ходить в публичный дом, но только организованно. Ряд политработников занялись организацией этих «культпоходов», что вызвало рост заболеваемости».
Эпизоды войны, которые вряд ли войдут в российские школьные учебники, описаны в книге Леонида Николаевича Рабичева «Война все спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941–1945» (М., 2010).
«Да, это было пять месяцев назад, когда войска наши в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурга и других оставляемых немецкой армией городов гражданское население. На повозках и машинах, пешком старики, женщины, дети, большие патриархальные семьи медленно по всем дорогам и магистралям страны уходили на запад. Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки с мебелью, саквояжами, чемоданами, лошадьми, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек. Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит гогочущая армада мужиков со спущенными штанами. Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует. Это чтобы все их солдаты без исключения поучаствовали. Нет, не круговая порука, и вовсе не месть проклятым оккупантам — этот адский смертельный групповой секс. Вседозволенность, безнаказанность, обезличенность и жестокая логика обезумевшей толпы. Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой Демидов стоял в очереди, а мне мерещился Карфаген Флобера, и я понимал, что война далеко не все спишет. А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков… А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота, а у меня тошнота подступает к горлу. До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей».
Это свидетельство вовсе не единично.
Есть воспоминания солдата Николая Никулина:
«Накануне перехода на территорию Рейха, в войска приехали агитаторы. Некоторые в больших чинах. — Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!! Не забудем!!! Не простим!!! Отомстим!!! — и так далее.
До этого основательно постарался Эренбург, чьи трескучие, хлесткие статьи все читали: «Папа, убей немца!» И получился нацизм наоборот. Правда, те безобразничали по плану. У нас все пошло стихийно, по-славянски. Бей, ребята, жги, глуши! Порти ихних баб! Да еще перед наступлением обильно снабдили войска водкой. И пошло, и пошло! Пострадали, как всегда, невинные. Бонзы, как всегда, удрали… Без разбору жгли дома, убивали каких-то случайных старух, бесцельно расстреливали стада коров. Очень популярна была выдуманная кем-то шутка: «Сидит Иван около горящего дома. «Что ты делаешь?» — спрашивают его. «Да вот, портяночки надо было просушить, костерок развел»»… Трупы, трупы, трупы. Немцы, конечно, подонки, но зачем же уподобляться им? Армия унизила себя. Нация унизила себя. Это было самое страшное на войне. Трупы, трупы… На вокзал города Алленштайн, который доблестная конница генерала Осликовского захватила неожиданно для противника, прибыло несколько эшелонов с немецкими беженцами. Они думали, что едут в свой тыл, а попали… Я видел результаты приема, который им оказали. Перроны вокзала были покрыты кучами распотрошенных чемоданов, узлов, баулов. Повсюду одежонка, детские вещи, распоротые подушки. Все это в лужах крови… Добрые, ласковые русские мужики превратились в чудовищ. Они были страшны в одиночку, а в стаде стали такими, что и описать невозможно!».
Есть дневник Марты Хиллерс «Женщина в Берлине». Но в России она внесена в список экстремистских материалов, запрещенных к распространению на территории РФ по решению Абаканского городского суда Хакасии.
690
Никулин Н. Воспоминания о войне М., 2020. Без пагинации. В 1941 году окончил школу (десять классов), 27 июня 1941 года пошёл добровольцем в ленинградское ополчение, но был направлен в радиошколу. После её окончания и получения звания младшего сержанта в ноябре 1941 года направлен на Волховский фронт. Летом 1944 года получил две медали “За отвагу”, в 1945-мм — орден Красной Звезды. Четырежды ранен. После войны — исскусвовед в Эрмитаже, профессор. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский писал:
«Тихий и утончённый профессор, член-корреспондент Академии Художеств выступает как жёсткий и жестокий мемуарист. Он написал книгу о Войне. Книгу суровую и страшную. Читать её больно. Больно потому, что в ней очень неприятная правда»
https://inosmi.ru/20090401/248232.html