Иван III просил венгерского короля Матьяша Хуньяди прислать в Москву горных мастеров, искусных в добывании золотой и серебряной руды. Два немца в марте 1491 г. выехали в экспедицию в Печорский край. Медную руду нашли, но прииск был бедный и малодоступный… В 1547 г. туда была послана еще одна экспедиция, на этот раз с саксонскими знатоками. Итог оказался тот же: добыча невозможна. И лишь к концу царствования Петра Первого заработали уральские заводы. Свинца было так мало, что русские солдаты, готовясь к войне 1812 года, для тренировки получали лишь шесть пуль в год, а в основном стреляли пулями из глины.
Это важно: Московская Русь не обладала ресурсами, интересными для «западных захватчиков». Даже в 1850 году Бисмарк осаживал желающих повоевать с Россией указанием на то, что для Пруссии там нет «достойной добычи». То, что им могло быть тут интересно, они предпочитали выкачивать с помощью торговых монополий: корабельный лес, пеньку для корабельных канатов. И — меха.
Вот эта чрезвычайная сырьевая бедность Московской Руси (вместе с бедными почвами и большими расстояниями) стала одной из главных причин возникновение жесточайшего авторитаризма, т. е. вечной мобилизационной экономики. И она же толкала к постоянной экспансии (прежде всего в поисках выбиваемого пушного зверя).
Важнейшей частью экономики и Москвы и Твери и обоих Новгородов была колонизация соседних земель и племен с целью сбора дани с северных народов. Просто кто-то искал колонии за океаном, а у нас колонии начинались сразу за огородом.
И причина расширения «русских земель» — это желание расширить податную базу, а не миссионерский зуд, о котором говорил патриарх Кирилл. И не якобы «указание Божие Матери».
О роли пушнины в жизни северных народов говорят пермяки-язычники в епифаниевом «Житии Стефана Пермского» (15 век):
«…и все, что на деревьях: белок ли, соболей ли, куниц ли, рысей ли — и всю прочую добычу нашу, часть которой ныне достается и вам. Не нашей ли добычей обогащаются и ваши князья, и бояре, и вельможи. В нее облачаются и ходят, и кичатся подолами своих одежд, гордясь благодаря простым людям, со столь давних времен живущим в изобилии, многие годы живущим в изобилии и занимающимся промыслами. Не наша ли добыча посылается и в Орду, и доходит до самого того мнимого царя, и даже в Царьград, и к немцам, и к литовцам, и в прочие города и страны, и к дальним народам».
Основным продуктом экспорта были дешевые шкурки белок:
«Новгород торговал не предметами экзотики, но таким товаром, который, если и не проникал глубоко в народные массы Западной Европы, то все же имел достаточно широкий круг потребителей. Эта отрасль торговли Новгорода не зависела от моды, прихоти и капризов ограниченного круга потребителей: княжеских дворов, земельной знати, городских богачей, но опиралась на твердую основу массового спроса и создавала устойчивые торговые связи».
Вывозились меха в бочках. В одну бочку помещалось, как правило, от 4-х до 8-ми тысяч штук беличьих шкурок. За пять лет (1399–1404) только во Фландрию прибыло по меньшей мере 42 меховые бочки из Новгорода. В одной из рижских торговых книг было отмечено прибытие корабля из Новгорода с 220 тысячами шкурок. Новгородский экспорт беличьих шкурок оценивается в районе 500 000 в год. «Белка наряду с воском оставалась основным русским экспортным товаром вплоть до конца 15 века». В 16 веке экспорт пушнины был более разнообразен, но в целом пушнина составляла 81,1 процента русского экспорта.
72
См. Кузнецов А. В., Кришталь И. С. Проблемы генезиса цветной металлургии в русском централизованном государстве XV–XVII вв. // Экономическая история. 2018, Т. 14. Отметим: любая индустриализация в Росси совершалась с помощью западных специалистов.
73
Вismarck О. Die politischen Reden des Fursten Bismarck. Historisch-kritische Gesamtausgabe, besorgt von. Horst Kohl. Bd. 1. Stuttgart, 1892. S. 264. Цит. по: : «Наш Бисмарк»? Россия в политике и взглядах «железного канцлера» Германии // Российская история. 2015, № 6, с.64.
74
Интересно, что в политическом русском лексиконе начала 19 века слово колония было синонимом слова селение. В проекте манифеста об объявлении войны от 13 (25) июня 1812 г., было сказано (при пересказе претензий Наполеона к России): «нейтральные суда, к портам нашим пристающие, служили средством к распространению английской промышленности и ее селений, в Восточной и Западной Индии находящихся» (цит. по: Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию 1812 года // Сочинения. Т. 7. М., 1959, сс. 483–484). Через сто лет Энциклопедический словарь Гранат говорил о колониях Германии, имея в виду вовсе не Африку: «Славяне не только были отбиты от Эльбы. Их земли между Эльбой, Одером и Заалой были завоеваны; в них началась колонизация… Героями колонизации востока были два замечательных немецких князя XII века: маркграф Бранденбургский Альбрехт Медведь, основатель прусской державы (1134–1170), и величайший из Вельфов, герцог Саксонии и Баварии Генрих Лев (1139–1180). Альбрехт получил в 1134 г. в лен от Лотаря II Северную (ныне Старую) марку и земли между Эльбою и Гавелем. Отсюда он начал. Он захватил Гавельберг, славянское княжество к северу от Сев. марки, подружился с Прибыславом, князем Бранденбурга, и, когда тот умер, с помощью его жены овладел его княжеством (1150); потом, отстаивая свое новое приобретение, завоевал на Шпрее маленькое княжество Кёпеник (1157). Свои завоевания Альбрехт укрепил посредством бургов, основания епископских резиденций, призыва колонистов. Славянский крестьянин не имел тех навыков в земледелии, какие были у немецкого. Он пахал деревянной сохой, едва царапавшей землю, в то время как у немецкого крестьянина был уже в ходу плуг с железным лемехом, глубоко поднимавший новину. При том владельцы новых земель, князья, епископы, рыцари, понимали очень хорошо, какое важное значение будут иметь дюжие немецкие крестьяне в стране, едва покоренной. Что касается до самих немецких крестьян, то для них был большой расчет искать счастья в переселении на восток. Если их правовое положение было сносно и на родине, то в новых местах они могли надеяться на сильно увеличенный надел, не рискуя нажить более тяжелые цепи зависимости. Общинные привычки связывали их уже не так сильно…».
75
«Именно Пресвятая Богородица, которая явилась в Казани в 1579 году, именно Она открыла этот путь русским людям, нашим предкам, на восток до самой Японии» — митрополит Владимирский Тихон Емельянов.
http://www.eparh33.ru/news/Slovo_Visokopreosvyaschenneyshego_mitropolita_
Tihona_v_den_prazdnovaniya_Kazanskoy_ikoni_Bozhiey_Materi/
77
Лесников М. П. Торговые сношения Великого Новгорода с Тевтонским орденом в конце XIV в. и в начале XV в. // Исторические записки АН СССР. Т. 39. М, 1952, с. 271.
79
Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV–XV веках. М., 1963, с. 52.
80
Там же. С.75 При этом самым дорогим мехом считалась «выимка» — шкурки еще нерожденных детенышей соболя и куницы. В 17–18 веках в немецких документах он обозначался словом wymeteken (с.89)
81
Там же, с. 118 При этом: «Европейские купцы по документам имели очень низкий процент прибыли — в основном не более 5–6 процентов.). Получается некая загадка — если купцы перепродавали в Любеке товар, купленный в Новгороде, почти по той же цене, то зачем они вообще занимались этой торговлей? Разгадка кроется, с одной стороны, в психологии купечества того времени, а с другой — в особенностях торговых операций. Средневековая этика требовала так называемой «равной цены»: за сколько купил, за столько и продал. Сверхприбыли в 20, 50 и тем более 100 процентов считались греховными. Прилично было получить за свои труды лишь небольшой процент. Однако буквальное соблюдение таких этических принципов делало бы торговлю невыгодной. Поэтому изобретались различные приемы, как прятать прибыль. Одним из них была дифференциация мер веса, длины и объема. И. Э. Клейненберг показал, что в разных пунктах в одну и ту же меру вкладывалось разное содержание. Например, шиффунт воска в Новгороде содержал 480 фунтов, в Ливонии превращался уже в 400 фунтов, а в Любеке — в 320! Разница в 160 фунтов потом продавалась отдельно и составляла чистую прибыль, при этом купеческая этика как бы соблюдалась, поскольку цена почти не менялась. В 1488 году, когда новгородский наместник Ивана III приказал, страшно сказать, взвешивать ганзейские товары, — это вызвало буквально взрыв беспокойства в Ливонии и Ганзе, бурную переписку и подготовку специального посольства в Москву с просьбой сохранить «старину», не взвешивать заморские бочки с медом и мешки с солью, а продавать по традиционным единицам товара — мешкам и бочкам, без контроля за весом содержимого»
(Роман Храпачевский https://khrapachevsky.livejournal.com/11026.html).