Рассказывают, что 22 февраля 1848, получив известие о революции в Париже, царь Николай ворвался на бал кавалергардов, взмахом руки остановил оркестр и почти заорал: «Господа! Седлайте коней — во Франции провозглашена республика!». 14 (26) марта царский манифест объявил войну всем вообще европейским революционным силам, и трехсоттысячная армия двинулась в поход. Но, по меткому слову Лафайета, «авангард повернулся против главных сил»: 18 марта прусский король Фридрих Вильгельм 4 приказал своей армии вернуться в казармы и не воевать против восставшего народа.
Генерал Скобелев простирал заботы России далеко за ее границы. В 1878 году, уже после русско-турецкой войны, говорил, что «Наше призвание охранять южных славян, именно их… Без этого — мы сами уйдем в животы, в непосредственность, потеряем свой исторический raison d'être!».
При этом те, кого Москва-Петербург называют «братьями», должны признать свой статус «младшего партнера». Как это понял в 1844 году после общения с русскими славянофилами (Погодиным и Шевыревым) чешский писатель Карел Гавличек —
«Русские называют всё русское славянским, чтобы потом назвать всё славянское русским»
(Rusové rádi nazývají všechno ruské slovanským, aby pak mohli tvrdit, že všechno slovanské je ruské).
Два года Гавличек работал домашним учителем в Москве. А потом заявил: «Я приехал в Россию славянином, а вернулся чехом» (Odjel jsem do Ruska jako Slovan, vrátil jsem se jako Čech). Ему не нравилось немецко-австрийское владычество над его родиной. Но он понял, что Россия придет в Прагу для утверждения свое власти над ней, а не для дарования чехам реальной свободы. И идея панславянского братства тут не более листочек для прикрытия имперского возбуждения.
1914 год:
«Война эта, навязанная нам немцами, вполне отвечает провиденциальному назначению России — освободить от немецкого плена братьев-славян. II даже больше того: нести на Запад, как Достоевский проповедывал, чистое христианство, потому что то христианство, которое существует там, изменило лик Христа».
…Проходят столетия. Самомнения меньше не становится. Все так же нецыи норовят навязать себя в качестве спасителя всего мира. При этом рецепт счастья может радикально меняться, но мессианская навязчивость остается («Я в березовые ситцы нарядил бы целый свет!»).
Даже отойдя от православно-монархического мировоззрения, Россия сохранила свой мессианский и общепланетарный настрой. Теперь он облекся в теорию и практику экспорта мировой революции с гимном «Гренада, Гренада, Гренада моя».
Я не буду приводит официальные программы и документы коминтерновского стиля. В массовом сознании остаются песни, стихи, фильмы. И они пережили сам Коминтерн.
Песни, утвержденные комиссарской цензурой для зомбирования, вполне ясно определяли безграничье целей:
Тут деятельность строителей нового мира безгранична во времени («счастье на века»).
А тут — в пространстве:
Правда, в этой песне есть противоречие между куплетом и припевом. Пожар задуман «мировой», но далее идет скромная претензия на статус всего лишь региональной супердержавы («от тайги до британских морей»).
465
«По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали»
467
Голос Церкви // Вестник Виленского православного Свято-Духовского братства. 1914, № 15–16 с.334