Один из вариантов этого марша звучал так:
Или:
И эта же тема была прекрасно раскрыта в повести П. Павленко «На востоке» (1932 год):
«— Только что получено правительственное сообщение о нападении японцев на нашу границу. — сказал Браницкий. — Они дерутся уже шесть часов. Только в минуту величайшей опасности начинаешь как следует осознавать, что такое советский строй. Мы родились и выросли в войне. Наш быт был все время войной, неутихающей, жестокой. У нас умеют садиться в поезда и уезжать за тысячу верст, не заглянув домой. Мы способны воевать двадцать лет, мы бойцы по исторической судьбе и опыту жизни. Да ведь для нас победить, — говорил он, убеждая Ольгу в чем-то, ему совершенно ясном, — значит смести с лица земли режим, выступивший против нас.
— Скажете вы, что произошло, или нет?
— Как «что произошло»? Японцы прорывают нашу границу у озера Ханка. Ерунда! Ерунда! — не слушая ее, бормотал Браницкий. — Китай вырастет в могущественную советскую страну. Япония станет счастливой. Индия получит свободу… Пойдемте! Я помню, как в двадцать третьем году ждали вестей из Берлина. Как хотелось умереть за них, как о них думали. Когда у них там все сорвалось — эх!.. Это было личным несчастьем.
— А Вена?
— А Испания? — сказал молодой моряк, услыхав их беседу.
Сколько раз билось от счастья наше сердце, когда над миром проносился революционный пожар! Мы знали, что этот час придет! Вставай, земля! Время наше настало! Вставайте, народы! Прочь руки от Красной страны.
— Отдохнули и хватит, — повторил старый рабочий. — Надо, наконец, этот беспорядок кончать.
Он имел в виду пять шестых человечества, когда говорил о «беспорядке».
— Да, теперь пойдут дела, о каких и не думали, — в тон ему отвечал пожилой профессор.
Оркестр Большого театра непрерывно исполнял «Интернационал». Дирижер во фраке с непокрытой головой дирижировал музыкой, высоко и страстно поднимая синие замерзшие руки. Когда Ольга, войдя к себе в комнату, открыла окно на улицу, послышались крики: «Сталин!». Толпа кричала и звала: «Сталин! Сталин! Сталин!» — и это был клич силы и чести, он звучал, как «Вперед!» В минуту народного подъема толпа звала своего вождя, и в два часа ночи он пришел из Кремля в Большой театр, чтобы быть вместе с Москвой.
Пусть бы вошел он сейчас в комнату, как бы Ольга обняла его, как бы прижала к себе! И в это время заговорил Сталин. Слова его вошли в пограничный бой, мешаясь с огнем и грохотом снарядов, будя еще не проснувшиеся колхозы на севере и заставляя плакать от радости мужества дехкан в оазисах на Аму-Дарье».
Поэт Николай Асеев в стихе, написанном после «освободительного похода» РККА в Польшу в 1939 году обучал новых сограждан советскому новоязу:
В 1940 году автор советско-российского гимна написал поэму «Дядя Стёпа в Красной Армии». «Дядя Стёпа» участвует в «освобождении» Польши и идёт в бой «наперевес» с советским пограничным столбом.
468
Марш Красной Армии написан в 1920. Музыка — Самуил Яковлевич Покрасс; стихи — Павел Григорьевич Горинштейн.
470
Чуть позже аналогично очаровывал финский народ Сергей Михалков: