«Из Петербурга, 3 марта. Два ученых путешественника, г-н Энгельгардт и Паро, вернулись из путешествия, которое они совершили по Кавказу, направляясь в Дерпт. Они посвятили целый год барометрическому изучению уровня земли Каспийского и Черного морей. Чтобы исследовать, какой из двух этим морских водоемов имеет более высокий уровень».
«Из Петербурга, 3 марта. В Тверской губернии были открыты источники минеральной воды, которая очень напоминает по своим свойствам воды Пирмона и Спа».
«Из Петербурга, 10 апреля. Администрация почт предприняла необходимые меры, чтобы на дороге из Белоруссии через Лугу установить надежное сообщение для почты. На каждой почтовой станции будет находиться по 36 лошадей».
Нужно обладать, очевидно, извращенным сознанием для того, чтобы в статьях о прививках баранам и тверской минеральной воде видеть антирусскую направленность. Наполеон, даже развернув в полной мере все военные приготовления, не исключал, что он найдет способ уладить дело с Александром миром. А если и придется воевать, то, как уже неоднократно говорилось, он полагал, что война будет краткой, и очень быстро придется перейти к стадии переговоров. Потому накал антирусских настроений в обществе был императору абсолютно ни к чему[461].
Другой русский исследователь напоминает:
«В интересах научной точности следует сказать, что на первых порах о военных действиях, происходивших в далекой России, ни в Париже, ни во Франции, ни в Европе почти никто не был осведомлен. 22–23 июня 1812 года, когда великая армия Наполеона уже вышла к берегам Немана, сосредоточиваясь для вторжения в Россию, французская официозная печать продолжала уделять главное внимание вопросам литературы и искусства, не обнаруживая ни малейших признаков озабоченности проблемами международного положения. Moniteur в эти дни публиковал на своих страницах пространные обзоры переписки Цицерона и Брута с длинными цитатами из сочинений древнеримских авторов. Армия вторжения уже давно переправилась через Неман, заняла Ковно, Вильно, далеко продвинулась в глубь Российской империи, а французская печать все еще хранила молчание о военных действиях. Лишь спустя две недели после начала военных операций, 8 июля 1812 года, Moniteur, опубликовав на пяти страницах дипломатическую переписку двух держав, в конце сообщил, что истребование князем Куракиным паспорта означало разрыв между державами и что с этого времени император и король считает себя в состоянии войны с Россией»[462].
То есть никакого нагнетания «русофобии» и близко быть не могло. Наполеон шел на переговоры и оскорблять словами партнера по переговорам вовсе не намеревался. В тронном зале Тюильри, на заседании сената 20 декабря 1812 г., говоря о только что кончившемся походе на Россию, Наполеон сказал: «Война, которую я веду против России, есть политическая: я ее вел без враждебного чувства»[463].
Интересно, что среди солдат Великой Армии были жаргонные клички для англичан или австрийцев. Но «русские в целом не удостоились того, чтобы получить какое-либо прозвище». Впрочем, башкиры получили прозвище «купидонов» или «амуров» из — за своих луков[464].
В самом конце 1812 года в Париже и в самом деле появилась книга Лезюра «О развитии русского могущества» с знаменитым фальшивым «Завещанием Петра Великого». Но эта книга не готовила страну к войне против угрожающей Европе России, а оправдывала уже состоявшийся факт войны и, более того, «вышла она только потому, что война совершенно вышла за пределы тех рамок, которые изначально предначертал ей французский полководец»[465].
Никто не слышал из уст Бонапарта призывов к «окончательному решению русского вопроса» и уничтожения ее «дотла». «Утверждения, будто Наполеон ставил целью «захватить» Россию, «расчленить и уничтожить» ее, даже «стереть с лица Земли», «превратить русский народ в своих рабов», надуманны и несерьезны. Наполеон, конечно же, не ставил перед собой столь нереальные задачи»[466].
Предел его геополитических мечтаний: или Россия уходит из большой европейской политики, вернувшись к своим недавним границам середины 18 века (до «разделов Польши»), или следуя по пути Тильзита-Эрфурта, она становится еще больше, но при этом став союзником Франции.
Наполеон не ставил цели уничтожения социальных структур и несущих конструкций Российской империи (четвертый путь к «уничтожению страны» — разрушение самой ее социальной ткани). Он не решился призвать русских крепостных к восстанию. Он не объявил о введении своего «кодекса». Свои жизненные ресурсы русские при отступлении уничтожали сами.
463
Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию 1812 года // Сочинения. Т. 7. М., 1959, с. 440.