Выбрать главу

И пусть злой язык и злой глаз войдут внутрь и потом больше не поднимутся вверх и сгинут внутри.

Всласть ешь и пей всласть, о Телепин. Вот тебе нежнейшее масло. Маслом этим обрызгана дорога твоя. Возвращайся же ею к себе в дом, в кровать свою из лучшего дерева и там отдохнешь.

И Телепин вернулся в свой дом и возобновил заботу о своей стране. Туман ушел из окна, дым покинул дом, и ожили алтари богов, запылали поленья в очагах, перестали задыхаться в дыму овцы в овинах, в стойлах — быки, и мать стала заботиться о своем сыне, овца о своем ягненке, корова о своем теленке, Телепин же стал заботиться о царе и царице, чтобы жизнь и силу дать им на все времена.

Исчезновение бога Грозы[350]

Разгневался бог Грозы на весь мир[351], да так сильно, что, покидая жилище, перепутал крылатые башмаки: правый надел на левую ногу, левый — на правую. Хлопнул дверью, и больше его не видели.

И сразу же густой туман проник в окна, дома наполнились удушливым дымом. В очаге погасли поленья. Задыхались тысячи богов, застыв каждый на своем возвышении. Метались овцы в своих загонах, быки и коровы — в стойлах своих. Ели они и не могли насытиться, пили и не могли напиться. Овца не подпускала к себе ягненка, корова — теленка. На полях перестали расти злаки, в лесах ветвиться деревья. Оголились горы. Высохли источники. Люди и боги стали умирать от голода и жажды.

Бог Солнца устраивал в этот день праздник.

Созвал он к себе всех богов и богинь страны хеттов[352]. Ели боги на празднике бога Солнца приготовленные для них яства, но не могли насытиться, пили, но не могли утолить жажды. Повернул бог Солнца голову в поисках бога Грозы, но не обнаружил его среди собравшихся. И понял он, что нарушен установленный в мире порядок.

И призвал к себе бог Солнца орла и приказал ему:

— Обыщи высокие горы, глубокие долины и прозрачные воды. Найди бога Грозы.

Полетел орел, но не нашел он бога Грозы. Возвратившись, он сказал:

— Обыскал я высокие горы, облетел глубокие долины, пронзил взглядом прозрачные воды. Нет там бога Грозы.

И тогда отправился отец бога Грозы к его деду и спросил его:

— Скажи мне, родитель, откуда такая великая беда? Иссохли небо и земля, разрушилось семя жизни. Кого винить в том, что произошло?

— Никто, кроме тебя, не виновен в этом, — ответил дед бога Грозы.

— Но не виновен я! — взволнованно возразил обескураженный бог.

— Выясню я это, — ответил дед пропавшего бога, — и если виновен ты, убью.

Хеттская цилиндрическая печать

И направился встревоженный отец бога Грозы к богине Ханнаханне. И спросила его богиня:

— Почему пришел ты к нам, о отец бога Грозы?

— Потому что рассержен бог Грозы, мой сын, и все в мире иссохло и разрушилось семя жизни. И отец мой сказал мне, что это моя вина, что выяснит он это и убьет меня. Так что же случилось? Что делать мне?

— Не бойся, — успокоила Ханнаханна. — Если это твоя вина, я ее поправлю, если не твоя — тоже поправлю. Пойди поищи бога Грозы, пока его дед еще ничего не знает.

Отправился отец бога Грозы на поиски сына, но, не найдя его, вернулся к Ханнаханне.

И тогда сказала Ханнаханна:

— Иди, принеси пчелу[353].

— Что может сделать пчела? Крылья ее так малы, да и сама она так мала, — усомнился отец бога Грозы, но все-таки выполнил поручение богини-матери, и пчеле удалось разыскать пропавшего бога Грозы[354].

— Вернулся! Вернулся мой сын, — возрадовался отец бога Грозы. — Он принес зерно, плодородие принес он с собой. Дым оставил окна, ушел из домов. Загорелись поленья в очагах. Не задыхаются больше овцы в загонах, быки в стойлах. Едят они и насыщаются, пьют и утоляют жажду. Овца заботится о своем ягненке, корова — о своем теленке. Перед алтарем растянута шкура ягненка, а внутри дымится мясо его. Это послание ради царя и царицы к богу Грозы. Внутри алтаря — правое бедро. Как крепко это бедро, так да будет крепка царица. А царю, сыновьям и дочерям его — долгие годы[355].

Падение бога Луны[356]

Как-то раз бог Луны свалился с неба, и попал он на рыночную площадь. Никто не видел его, и поскольку стало совсем темно, охватил страх бога Грозы. Тоскливо стало ему. И пустил он на землю дождь и сильный ливень вслед за дождем.

вернуться

350

Запечатленное в мифе исчезновение бога Грозы, главы пантеона, составляло часть магического ритуала, имевшего целью благополучие царской семьи, а следовательно, и всего народа. Ритуал этот совершался во всех храмах во время праздника возвращения бога, сходного с тем, который сопровождал праздник возвращения Телепина. И поскольку мифы, связанные с умирающими или исчезающими богами, сходны по заложенной в них идее, не удивительно, что миф об исчезновении бога Грозы в главной его версии и миф об исчезновении разгневанного Телепина близки по содержанию. Поскольку в храмах разных городов существовали свои версии, исходящие из установившейся мифологии, но варьировавшие в отдельных деталях, ряд текстов, до нас дошедших, в отдельных эпизодах отличается от главной версии. Так, одна из них включает странный эпизод со встречей отца пропавшего бога с его дедом, отнесенной к североанатолийскому городу Лицине.

вернуться

351

Причина исчезновения бога Грозы, как и причина гнева Телепина, не названа. Для мифологического сознания хеттов она не имела значения — важны были только пути возвращения исчезнувшего бога и восстановление нарушенного в мире равновесия. И это равновесие восстанавливалось при помощи магии, составлявшей важнейшую часть ритуала.

вернуться

352

Представление о собрании богов возникло у хеттов по ассоциации с политическим институтом — собранием (панкусом).

вернуться

353

Описание поиска бога Грозы пчелой утрачено и восстанавливается комментаторами на основании отдельных сохранившихся слов по аналогичным мифам. Найден ею бог Грозы спящим в лесу близ Лицины. Эпизода с укусом, подобного эпизоду мифа о Телепине, судя по фрагментам, в мифе об исчезновении бога Грозы нет.

вернуться

354

Подробности возвращения найденного бога неясны, но судя по тому, что для водворения его на место потребовалось проведение ритуала, найденный, он не соглашается вернуться.

вернуться

355

После изложения самого мифа во всех версиях находились предписания по проведению ритуала с точным указанием порядка действий. Лучше всего сохранилась табличка с ритуалом из города Куливишны, дающая наиболее полное представление о ходе праздничного действа. На ведущей к храму дороге расстилалась ткань курешшар с разложенными на ней сухими хлебцами и произносились следующие слова: «О бог Грозы Куливишны, вступи на ткань курешшар. Ни колючки, ни булыжники не поранят больше твоих ног. Да будет гладок путь под твоими стопами».

Затем «владыка заклинаний» берет «боярышник, что растет в долинах», и стоя произносит весь текст рассказа об исчезновении, поисках и возвращении бога Грозы.

Как и в ритуале, сопровождавшем праздник возвращения Телепина, сообщается, что Камрушепа с помощью разбросанного из сита с тысячью отверстий зерна и обжаренных с двух сторон баранов выхватывает из тела бога Грозы гнев и злобу, ярость и неистовство. Смягчение гнева уподобляется вспыхнувшей и прогоревшей соломе, пылающему и угасшему огню, вытекшей из желоба воде. Сохраняя идею удаления гнева, злобы, неистовства и ярости бога навсегда из мира людей и богов, ритуал, связанный с богом Грозы, выражает ее несколько иными образами. О том, что гнев, злость, ярость и неистовство покинут дома людей, оставят дорогу царя и не двинутся ни в поля, ни в леса, пятки сообщают пальцам, пальцы — ногтям, ногти же — Нижнему миру, а Нижний мир — солнцу, которое все это относит в море, где располагаются те же самые бронзовые котлы со свинцовыми крышками, которые в мифе о Телепине отнесены к преисподней. В этом варианте в них, словно в ящике Пандоры, сосредоточены кровь и слезы, гной и краснота, всякого рода болезни и многие другие беды.

И как только ушло в море все недоброе, стали прежними и голова бога, и глаза, и белки глаз, и зрачки, и ресницы, и лоб, и брови.

Заклинания, произносимые в ритуале, близкие к включенным в ритуал Телепина, сохраняя главную идею, имеют некоторые отличия в отдельных образах и метафорах, и, кроме того, здесь ярче выражена направленность на благоденствие царского дома. В тексте заклинания говорится:

«Как расцветает цветок шанкуни, пусть расцветет цветок души твоей, о бог Грозы, и да внемлешь ты этой мольбе. Склони же ухо свое, выслушай, что говорят тебе царь и царица. Вот перед тобой фига. Оставь же печаль свою. И как фига имеет внутри тысячи семян, отбери из слов и сохрани в сердце своем лишь слова добрые и отринь злые слова. Как раскалывается сезам и отбрасывается шелуха его, так пусть внесут успокоение слова в сердце твое. Отбрось, о бог Грозы, злые слова и возьми себе одни добрые. Как сладчайший виноград содержит вино внутри, как внутри оливы — масло оливковое, да будут внутри царского дома жизнь, сила, долголетие, радость и царю, и царице, и их сыновьям. А кто скажет злое доброму богу Грозы, кто злое скажет против царя или против царицы, ничего не получит от бога Грозы, кроме кислых яблок лесных».

Несмотря на отсутствие в тексте имени бога, обозначаемого просто как бог Грозы, исследователи этого текста на основании ряда фонетических моментов считают, что речь идет о хеттском боге Грозы Тархунте.

вернуться

356

Текст, записанный в период расцвета хеттской державы, но восходящий к более раннему времени, дошел в виде короткой билингвы на хаттском и хеттском языках. При этом левая колонка содержит хаттский оригинал, а хеттский перевод расположен справа. Это единственный текст, дошедший до нас и в дохеттском оригинале и в хеттском переводе. Миф включен в ритуальный текст на хеттском языке, произносившийся жрецом бога Грозы во время особенно сильных бурь и гроз для успокоения гнева бога Грозы. Включение мифологического рассказа в ритуал смягчения гнева бога Грозы показывает, что истоки мифа лежали в связи неблагоприятных атмосферных явлений с затмениями луны.

Текст дошел на трех табличках. В первой табличке сообщается, по какому случаю должен совершаться ритуал, и прилагается список всего необходимого для его исполнения. Это один или двое быков, пять овец, два сосуда определенного размера с разными сортами пива, девять хлебцев средних размеров, два горячих хлеба, кислый сыр точно указанного размера, фрукты, сосуд с медом, мера соли, какое-то количество меди и, кроме того, медные кинжал и топор, а также три копья, одно из которых из красной, второе — из белой, а третье — из черной шерсти. (Странный образ стрел из шерсти находит неожиданную параллель в представлениях римлян о Сатурновом веке, когда сам Юпитер «имел лишь скудельный перун».)

Вслед за этим дается указание жрецу бога Грозы, названному в тексте «человеком бога Грозы», взять пятьдесят хлебцев, кувшин вина, кувшин молока, сосуды с маслом, несколько сосудов серебряных и медный, один из лаврового дерева и, как только загремит бог Грозы, разломать хлебец, совершить возлияние молоком и зачитать содержание текста на хаттском языке.

Использование хаттского языка в самом начале ритуала для чтения мифа, тогда как ритуал произносится на хеттском языке, чрезвычайно интересно, поскольку удостоверяет хаттское происхождение мифа и его введение в хеттский религиозный праздник в период, когда хаттский язык вышел из употребления. За вводной частью следует само изложение мифа и затем описание ритуальных действий. Сначала предписывалось трижды выпить приготовленное в честь бога питье, затем вывести двух запряженных в колесницу быков, вынести копье, боевое оружие бога Грозы и разломать три хлебца. Затем, стоя, вновь трижды выпивали питье, и в это время то ли наблюдали за разбушевавшейся стихией, то ли воспроизводили гром, молнии, облака, дождь, имитируя действия бога Грозы, и разламывали еще три хлебца. В то время как жрец бога Грозы пил свою чашу, никто не должен был произносить ни единого слова. После того как выпивали свои чаши жрецы, изображавшие божеств с хеттским именем шеппиты, разламывалось еще одиннадцать хлебцев. И наконец, жрец бога Грозы совершал возлияние перед его статуей.

Сопоставление хаттского оригинала с хеттским переводом привело исследователей к утверждению, что миф об упавшей с неба Луне не может быть поставлен в один ряд с другими мифами, в которых, как в мифах о Телепине, о Солнце или об Иллуянке, действуют боги с хаттскими именами. Все перечисленные мифы, даже если и исходили из хаттских образцов, представляли собой хеттскую переработку, приспособленную к хеттскому менталитету, тогда как миф о Луне — не что иное, как простой перевод с хаттского. Он особенно ясно показывает, насколько зависима была хеттская мифология от предшествующей хаттской культуры.