Проникнутая драматическим действием фронтовая фреска эта, из эпохи Второй мировой войны, ярко и правдиво представляла судьбы и переживания нашего поколения, – тех, кто воевал на той или на другой стороне (а порою, сперва на той, а потом на другой), кто сидел в лагерях для военнопленных, наблюдал и испытывал на себе германскую оккупацию, с плохой и с хорошей ее стороны.
Как мало нашлось людей, которые бы про эти – важные для судеб России – вещи попробовали бы, а тем более сумели бы рассказать; да еще и в художественной форме! Правда, и обстановка не благоприятствовала…
Вот и вышло, что, помимо Ржевского, кусочки правды о том периоде лучше всего искать у поляка Ю. Мацкевича[223] или у старой эмигрантки И. Сабуровой. Вторая волна безмолвствует… Не диво, понятно: над каждым висел меч выдачи (да и посейчас висит), так что о прошлом откровенничать не рекомендовалось. О нем, сплошь да рядом, врут и в появляющихся теперь некрологах, скрывая самые почетные в биографии людей страницы: их борьбу против большевизма.
Как жаль, что Ржевский сам свой шедевр искалечил, прибавив к нему неудачный довесок под заглавием «Между двух звезд». Неудачным же он получился потому, что в тот момент автор увлекался идеей солидаризма и пытался стать ее пропагандистом (вскоре потом он, в реальности-то, целиком отошел от нацмальчиков). Ну и, независимо от объективной ценности (весьма относительной) энтэсовской идеологии, – в повести просто не получилось слияние художественного элемента с политическим; она оказалась сера и слаба.
От партийного влияния писатель освободился, переехал в Швецию, потом в США, стал профессором со вполне обеспеченным существованием. Тут бы, можно подумать, и развернуться его возможностям!
Ан нет. Два элемента боролись в нем с бесспорной его литературной одаренностью и мешали свободному полету, все время утягивая вниз. Одну теневую черту в его творчестве мы уже отметили: тяготение к сексуальным темам, вероятно навеянное американским окружением (но русскому писателю противопоказанное).
Другой была его склонность к новаторству, к натянутым модернистским приемам, нередко тягостная для читателя.
Когда он, например, рассказывает большой эпизод в романе или в повести, а потом сообщает, что мол ничего этого на деле не произошло, а он все просто выдумал, – испытываешь чувство, будто тебя обманули и теряешь охоту далее следить за происходящим. Впрочем, надо признать, что от подобной техники он постепенно отошел тоже.
Смешно и грустно, что книжка сопровождена комплементарными отзывами Г. Адамовича, критика пристрастного и бездарного, самого к литературному творчеству неспособного, а в жизни отмеченного позорным грехом. Его бы похвалами гордиться никак не стоило.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика
«Библиография», 9 января 1988, № 1954, с. 2.
Реальная величина
С изумлением видим перепечатанным в «Дружбе Народов» № 2 от с.г. роман Н. Нарокова «Мнимые величины», опубликованный первоначально Чеховским издательством в Нью Йорке в 1952 году. С изумлением, потому что Нароков, принадлежавший ко второй волне, с огромным талантом и с предельной откровенностью описал чекистские нравы 30-х годов и передал весь ужас жизни при Большом Терроре. Рады за подсоветских читателей, которые имеют ныне возможность эту прекрасную вещь прочесть. Прекрасную, но, прибавим, и ужасную тоже!
Какие чувства, однако, должны испытывать, открывая ее, те, кто творил кошмарные зверства, про которые в ней рассказано? Их, без сомнения еще много осталось. Впрочем, теперь, когда уже напечатан в СССР «Архипелаг Гулаг» так или иначе тайное стало явным. Хотя есть разница между изложением фактов и их художественным претворением в жизнь.
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Печать», 25 августа 1990, № 2090, с. 3.
Три жемчужины
Книга Н. Ильинской, под скромным названием «Три повести» (Наталья Ильинская, Три повести, Talleres Graficas, Ediciones Castilla, Madrid, 1976, 190 с.) доставляет читателю неожиданную радость: все три содержащиеся в ней вещи, между собой очень разные, – по форме: два больших рассказа и наброски воспоминаний о раннем детстве, – превосходны и носят печать подлинного таланта, еще сильнее бросающегося в глаза ввиду теперешней бедности эмигрантской литературы.
Надо было выделить, как лучшую, первую повесть, «Вовина весна», заслуживающую внимания во многих отношениях и, прежде всего, по своей теме.
223
Юзеф Мацкевич (Jozef Mackiewicz; 1902–1985) – польский писатель, публицист, общественный деятель. Участник польской комиссии в Катыне. С 1943 жил в Риме, затем в Мюнхене.