— Гром гремит над горами. Видно, сегодня будет дождь.
Они ведь не знали, что это гремит, готовясь к битве, Вусо-ни-лаве.
А Кали-ни-вутунава поспешил на берег. Оттуда он бросился на частокол, защищавший поселок, пробил его головой и влетел в На-мборо-кула.
Прошел первый день сражения в На-мборо-кула, встал в своем доме вождь На-мборо-кула, вышел на порог и увидел Вусо-ни-лаве. Он напрямик спросил Вусо-ни-лаве:
— Откуда пришли вы на нас?
Вусо-ни-лаве отвечал:
— Ты еще спрашиваешь? Разве ты не знаешь? Позавчера я прибыл сюда из Сиетура. Оттуда ты привел к себе одну женщину. Разве ты не готов теперь сражаться?
Вождь сказал:
— Я всегда был вождем в На-мборо-кула и до сего дня не склонил головы ни перед кем.
На это Вусо-ни-лаве заметил:
— Ты говоришь о былом. А сейчас перед тобой Вусо-ни-лаве, и нет того, кто был бы равен ему в бою.
Вождь ответил:
— Что же, жди меня здесь.
Мигом он вышел из дома в боевом облачении, вынес свое копье и прокричал:
— Вон там уходит на ночь солнце; с ним уйдешь сегодня и ты!
А Вусо-ни-лаве сказал:
— Будь я каким-нибудь юнцом из Сиетура, может, тогда речи твои не были бы так безумны.
Вождь На-мборо-кула метнул копье в Вусо-ни-лаве, копье ударило Вусо в грудь и отлетело обратно, попав в того, кто посылал его!
А Вусо-ни-лаве вскричал:
— О Ингоинго-а-вануа, если я дорог тебе, позволь мне не доводить дело до палицы: дай мне схватить его голыми руками[226]!
И он бросился к опорному столбу дома вождя, а уже оттуда налетел на самого вождя, схватил его, развязал его ожерелье и им стянул руки и ноги пленника. А тут подоспел Кали-ни-вутунава, и Вусо-ни-лаве крикнул:
— Иди в дом, приведи Миру-ласе-кулу, и тогда мы вернемся в Сиетура.
Кали-ни-вутунава вывел Миру-ласе-кулу из дома, и Вусо-ни-лаве приказал:
— Поджигай поселок.
Так загорелся тот поселок, а они поспешили в Сиетура. Прибыли в Сиетура, младший повел Миру-ласе-кулу в На-ялояло-друа, а Вусо-ни-лаве взвалил на плечи захваченные им богатства и бросил их перед домом Ингоинго-а-вануа:
— Вот разная старая снедь, мой дар духу по возвращении из На-мборо-кула.
И Ингоинго-а-вануа сказал:
— Нет равных тебе, Вусо-ни-лаве, точно нет: ты никогда не забываешь обо мне в сражении.
Ингоинго встал, выхватил из горы подношений руку вождя На-мборо-кула, за руку вытащил все тело, вырвал ногти, высосал все, что было в нем, и пустую оболочку мертвого тела бросил прочь.
Так закончилось сражение в На-мборо-кула.
95. [Сражение между Сиетура и Нуку-зере-вука]
(№ 95. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ,
В этом рассказе, как и во многих других, записанных Б. Квейном, появляются различные атрибуты современной, европеизированной жизни (бумага, письмо, ружье и др.).)
Жил в Сиетура вождь. Звали его Мба-ни-сину. Однажды вспомнилось ему былое, нечто, случившееся очень давно, еще когда он был молодым. И он стал беспокоен, не мог ни минуты усидеть в своем доме, то выбегал из него, то вбегал в него снова, то опять выбегал и вбегал, носился туда-сюда. Увидев все это, его сын протрубил сигнал, и тут же там собрались все люди Сиетура. И сын вождя стал просить, чтобы кто-нибудь узнал у Мба-ни-сину, что случилось. Вусо-ни-лаве подступился к нему, и Мба-ни-сину сказал:
— Я вдруг вспомнил одну старую историю, вспомнил, что случилось с нами, когда мы были в Нуку-зере-вука. Мы отправились туда исполнить меке, а они не приготовили нам ничего. И тогда На-улу-матуа привел сто их женщин к нашим лодкам, и мы легли спать с этими женщинами. А люди из Нуку-зере-вука исполнились гнева, бросились на наши лодки, оторвали ноги нашим гребцам, изорвали наши паруса. Беспомощные, остались мы лежать в лодках, и лишь у немногих хватило сил доплыть до Сиетура. Не знаю, хватит ли вам, нынешним, храбрости потягаться силой с людьми из Нуку-зере-вука.
Тут Вусо-ни-лаве вскричал:
— Довольно! Люди Сиетура могут расходиться!
И они вернулись в свой поселок; Вусо-ни-лаве спросил:
— Кто не побоится отправиться к Вороворо-друа и Мусу-на-нгила-друа, не побоится сказать им, что послезавтра я приплыву в их край требовать ответа за то, как они поступили с нашими отцами?
Никто не вышел, никто не ответил на слова Вусо-ни-лаве.
Наконец заговорил Тази-ни-лау:
— Я, я не побоюсь сделать это. Все другие думают о своих детях, женах, о своих старших. У меня же нет ни отца, ни матери.
На этом они расстались; Тази-ни-лау пошел к себе, опоясался крашеной тапой, надел плетеный пояс, надел на руки воинские украшения, взял топорик, копье и поспешил на берег. Лодка его называлась Зинги-ни-вула. Он спустил ее на воду и сказал про себя, обращаясь к великому Ингоинго-а-вануа: "Помоги мне, о Ингоинго, пошли мне сильный ветер, чтобы еще до наступления ночи я смог пристать к берегу Нуку-зере-вука".
226
4 Неписаный кодекс фиджийского воина подразумевал, что победа без оружия неизмеримо ценнее и благороднее вооруженной победы (ср. также № 95, 101). Это убеждение еще более укрепилось с проникновением на Фиджи огнестрельного оружия, ср. № 108, 109.