Они спустили мачту и стали грести, вычерпывая к тому же воду из лодки. Плыли они очень медленно, ведь лодка была огромная, тяжелая, и людей на ней было множество. Ночь пришла, а они все еще были в океане, проплыли совсем мало. Всю ночь гребли, не останавливаясь, и уже слабость с усталостью принялись их донимать. Утро пришло, а земля все еще была далеко. Тут поутихли их духи, видя, в какую беду они попали. И люди стали говорить:
— Мы хотим есть, мы уже совсем без сил. Больше мы не можем грести.
Подняли весла и сели молча. А лодка медленно покачивалась на волнах.
И тут вождь сказал:
— Надо поесть. Что у нас осталось из еды?
Один юноша сказал:
— Ничего, мой господин. Вчера, еще до этого страшного ветра, мы съели наш последний ямс.
И вождь сказал снова:
— Мы должны поесть. Никто не может работать без пищи. Идите и посмотрите, не осталось ли на зама[328] банановых черенков[329].
Эти слова имели другой смысл. Ведь на зама всегда сидят женщины, им не подобает сидеть на ката[330]. И потому, раз вождь сказал: "Идите посмотрите, не осталось ли на зама банановых черенков", — это означало: "Убейте какую-нибудь из женщин, и мы ее съедим".
Один юноша взял палицу и пошел к женщинам. А те уже столпились на зама в ужасе, ведь до них долетели слова вождя. Юноша высмотрел Талинго (<сomment>4 Значение имени неясно. Л. Файсон переводит его как "забытая", что сомнительно.), дочь Такапе, подозвал ее палицей и сказал:
— Идем, Талинго, тебя зовет вождь.
Она встала, прижимая к груди младенца, и медленно-медленно пошла на корму, где сидел вождь. Вот уже поднялась над ней палица — и тут с громким криком она спрыгнула в океан и скрылась под водой вместе с младенцем.
Вождь приказал:
— Копье, копье! Подать мне копье! На этот крючок рыбка и попадется! — захохотал дико, потряс копьем и ступил вперед, к самому борту. Стал высматривать ее в воде: вот-вот покажется.
А она нырнула под лодку, схватилась за крестовину между зама и ката и замерла, скрытая между корпусами лодки.
Те в лодке ждали, ждали, а потом решили:
— Акулы ее съели. И ее, и младенца. Так что опа не вынырнет никогда.
А Талинго решила прятаться до темноты. Из укрытия услышала она свист и стук палицы, слышала последний крик жертвы, слышала, как юноши переговаривались, пока готовили мбокола. А было так. Тот юноша, Фаха, спросил вождя:
— Что же нам теперь делать, кого еще выбрать? Эту женщину съели акулы, а мы по-прежнему голодны.
Тут вождь посмотрел на него гневно и закричал:
— Да, голодны. И съедим мы тебя! Это ты упустил ее, ты дал ей уйти.
С этими словами он прошил его своим копьем, а потом еще и еще раз вонзил в него острие копья. Тут-то Талинго и услышала предсмертный крик и удар жуткой палицы.
Когда стемнело, она неслышно выплыла, поплыла, а с собой взяла балансир лодки. Никто не заметил этого: все были заняты едой. Она положила дитя на балансир, сама уцепилась за его стержень, и вот уже волны понесли ее в темноте неизвестно куда.
Четыре дня и четыре ночи держалась она на волнах, все время плакала, горевала, но исправно кормила младенца. Над ними кружили огромные птицы, она отгоняла их, и все же одна задела клювом ребенка и вырвала ему глаз. Четыре дня и четыре ночи несло их по волнам, а на рассвете пятого дня выбросило на риф у берега Оно. Тут Талинго собрала все силы, поднырнула под буруны и выплыла в лагуне. Проплыла через всю лагуну и выползла на берег близ Оно-леву. Держа младенца, она рухнула на землю под пальмой.
А в том поселке жил старик по имени Таусере. У него была жена Се-ни-рева. Дом их стоял пустой: у них не было детей. Тем самым утром они сошли на берег, собирались спустить на воду лодку и плыть за рыбой и тут увидели Талинго: она лежала под деревом и держала у груди младенца. Таусере наклонился над ней, воскликнул: "Кто это?!" — и тут же заплакал, потому что увидел: бедная женщина умерла, а младенец, которого она все прижимала к груди, спит себе спокойно.
— Се-ни-рева, жена, посмотри, как грустно, — плакал Таусере, и жена заплакала вместе с ним. Потом жена сказала:
— Это чужестранцы. С Тонга. Тонганская лодка погибла, а их вынесло сюда. О горе, горе! Она такая молодая, такая красивая. А ребеночек! Правду ты сказал, муж, грустно. Что делать, надо выкопать могилу и похоронить их.
Не успела она договорить, не успели они с мужем доплакать, как ребенок открыл глаза и улыбнулся им. Тут сердце женщины загорелось счастьем, она радостно вскрикнула, бросилась к ребенку и взяла его. Прижала к груди и засмеялась, а потом опять заплакала. И сказала так:
328
1 Фиджийская двойная лодка имеет асимметричные корпусы, больший и меньший. Меньший корпус выполняет функцию балансира (восточнофиджийск. зама, см. в тексте); больший, несущий корпус называется ката (по-видимому, от англ. cutter "катер"; раннее название неизвестно).
329
2 На меньшей палубе двойной лодки размещались худшие, низшие по положению из плывущих на ней, в данном случае женщины. Вождь иносказательно, но вполне прозрачно отдает приказ убить и съесть одну из них, что и разъясняется ниже в тексте (возможно, само это разъяснение введено информантом в расчете на менее осведомленного, чем любой его соотечественник, европейского миссионера).