И так было во всем: любая работа была легка для Таусере и Мата-ндуа. Они первыми закончили то, что должны были сделать, и еще долго ждали, пока завершат свое все другие матангали.
Тут тамошние юноши стали говорить:
— Все, что мы подстраиваем, все зря. Мы должны сами убить его.
Так и решили. Для начала вырыли огромную яму. Яму эту накрыли ветками, дерном, так что ничего не было видно. Теперь оставалось заманить его туда, он упадет в яму и погибнет. Очень довольные, возбужденные, отправились они назад в поселок. Уже солнце ушло под воду, уже вышла луна, яркая и светлая. Вдруг на тропинке показалась неизвестная женщина. Она была чудесной красоты и по всему была похожа на тонганку. Кожа у нее была мокрая, как будто она только что купалась, и капли в волосах сверкали, зажженные лунным светом. В руке у нее был большой балансир. Вот какая женщина показалась на тропинке.
Янго-леву прокричал ей:
— Кто ты?! Кто ты?! Что ты молчишь? — а женщина не произнесла ни слова.
Янго-леву поспешил к ней, и тут она повернулась и убежала в лес.
Сын Туи Оно бросился за ней, крича:
— Ловите ее, держите! — и все остальные побежали следом с громкими воплями.
Женщина мчалась по лесу, кружила, путала след, наконец выскочила на ту же тропу, оказалась у них за спиной, обогнала их и побежала к яме, что они вырыли. Миновала ее, словно никакой ямы у нее под ногами и не было, а была твердая почва. Они бросились за ней, вот-вот схватят — и забыли про эту яму! И тут по всему лесу разнесся жуткий смех, громкий, гневный, звенящий — а Янго-леву и десять его одногодков, значит, всего одиннадцать юношей, упали, как один, в ужасную яму, ту самую, что они вырыли для Мата-ндуа. Только один из тех, бежавший последним, уцелел, остался жить и с воплями ужаса бросился назад в поселок.
Туи Оно узнал, что случилось, и зарыдал:
— О горе, горе, мой сын умер! Ужасный день, горе, горе!
Он собрал много своих, и все пошли в лес. Подошли к яме и услышали тягостный стон, услышали предсмертный крик. А случилось так: трое юношей умерли в одночасье, а остальные лежали израненные — ведь на дне ямы они наставили острых кольев, чтобы больнее была смерть Мата-ндуа. Один из тех кольев так прошил в колене ногу Янго-леву, что тот навсегда охромел. С тех пор люди стали звать его не Янго-леву, Силач, а Локилоки, Хромой.
В ту ночь много слез было пролито на Оно. А Таусере, когда узнал обо всем, сказал тихонько жене:
— Это была его мать. Посмотри, как она его охраняет!
И супруги были довольны. А среди ночи, когда луна забралась на самый верх небес, с берега послышалось пение, как будто кто-то пел грозную неукротимую песнь победы, и, кажется, пел по-тонгански. И Мата-ндуа смеялся во сне и тряс кулаком, в котором виделось копье.
Никто на Оно не знал этой песни, не понимал ее, никто, кроме одного человека. Звали его Латуи, и он был родом с Вавау[333]. На Оно он попал давно, много лет назад, когда могучие волны прибили к здешним берегам большую тонганскую лодку; он один уцелел в ту бурю. Тогда он был молод, крепок духом, силен телом, а теперь стал стар, слаб и совсем ослеп. Целыми днями безучастный Латуи сидел в доме Туи Оно, ничего не слышал, ничего не видел, ничего не говорил. А когда первые звуки страшной песни долетели до ночного поселка, он вдруг вскочил, закричал безумно и остался стоять. Слепые глаза его вышли из орбит, весь он дрожал, и смотреть на него было страшно. И он вскричал глухо:
— Кто умер в поселке?! Что за смерть, чья кровь пролилась?! Горе, горе, горе этой земле! Горе, я слышу песнь, приносящую горе! Это ужасная песнь, я знаю ее! Я уже слышал ее, и это было в кровавый день, когда враги взяли нашу крепость и всех наших погубили. Они пели эту песнь, когда волокли мертвые тела к своим очагам! Слышите, это песнь смерти!
И это были последние слова Латуи, ему не суждено было сказать еще хоть слово. Изо рта у него пошла кровь, он упал на циновки, люди подбежали, а он уже умер!
Ужасный страх пришел тут ко всем. Те юноши тоже испугались и не стали больше замышлять зла против Мата-ндуа.
Прошло еще много дней, и вот что случилось. Юноши отправились на За-кау-лала ловить морских черепах к пиру, на котором вождям Лакемба подносили положенные дары. Вожди Лакемба каждый год прибывали на Оно за этими дарами. Целый день ждали юноши добычи, но поймали всего одну черепаху. Тогда решили поставить лодки у рифа, переночевать там, дождаться утра. В отлив все собрались в лодке Туи Оно, пели и рассказывали о делах прошлого — такой у них был обычай. Один только Мата-ндуа остался у себя и лег спать на палубе своей лодки.
Совсем стемнело. Хромой Янго-леву со своими одногодками пришел к той лодке, увидел, что ненавистный враг спит один на палубе, и возликовал. Тихонько подобрался он к якорным кольям, вогнанным в риф, и отпустил веревки[334], а его спутники вытащили из лодки весла и вынули балансир! Лодка тотчас ушла в темноту океана — ведь тогда был отлив и к тому же ветер дул от берега.
334
8 Океанийцы не знали якорей. Лодку укрепляли у берега на веревках, обмотанных вокруг вогнанных в землю вертикальных якорных кольев (как правило, ставили три кола, образующие вершины треугольника).