Балуса думал и говорил:
— Сестра согрешила с Туи-таваке, с кем же еще!
А Туи-таваке думал и говорил:
— Сестра согрешила с Балуса, с кем же еще!
Так они и винили друг друга; Балуса твердил, что сестра забеременела от Туи-таваке, а Туи-таваке повторял, что сестра понесла от Балуса. Думали они так потому, что не могли знать настоящей причины ее беременности. На самом деле, они столько времени прожили вместе, и вот их сестра понесла. Так и не знали они, откуда же ее беременность, и все больше сердились друг на друга, гневались, осыпали друг друга упреками.
Услышав их взаимные упреки, Сина-леле поняла, в чем дело. Желая помирить их, сестра сказала:
— Вам нечего ссориться и сердиться друг на друга. Я слышала, как один корит другого за то, что я на сносях. Но вы здесь совершенно ни при чем. Ничего не было у меня ни с одним из вас. Мне кажется, что я понесла от тех костей, через которые столько раз перешагивала по дороге к морю. Это скорее всего от них, оттого, что я столько переступала через них. Так что не омрачайте свои мысли и не корите меня. Давайте по-прежнему жить в любви и согласии. Ни с одним из вас у меня ничего не было и не могло быть.
Слова Сины-леле совершенно умиротворили обоих братьев. Все трое стали снова жить в мире. К тому же они наконец поняли, что ужасная собака умерла и теперь они могут ходить на берег, ловить там рыбу, набирать воду и больше не бояться собаку, не слышать ее лая.
Так они и жили, и наконец сестре пришел срок родить. Она родила мальчика, но у этого мальчика не было ни мяса, ни жира, а были одни только кости да сухожилия — он весь состоял из костей. Все его тело было скважистым, в нем были одни пустоты, одни дыры; тело мальчика имело такое явное сходство с костями Мауи Аталанга и Мауи-кисикиси, что стало ясно: этот мальчик, больше всего напоминающий корзину оа [539], происходит именно от них.
Мать стала брать мальчика с собой к морю, когда ходила туда за рыбой и моллюсками. Там она купала его в морской воде и сильно терла его под водой. Носила его к морю, купала, терла — и вот тело мальчика стало срастаться, пустоты исчезли, на костях появилось мясо, все члены крепко соединились друг с другом. Тело ребенка перестало напоминать оа, и он обрел силу.
Спустившись с ним к морю, мать растирала его в воде, а закончив это, всегда укладывала мальчика на спину у самой кромки воды. Под спину она подкладывала ему лист арума, голову опускала на песок, а ноги оставляла в воде.
Уложив ребенка таким образом, мать шла ловить рыбу и собирать раковины. Раз ей попалась рыба теэфо — это молодая кефаль, она называется так, пока не вырастет, не достигнет своей полной величины, тогда уже ее называют канахе — это взрослая кефаль. Женщина открыла сеть, рыба вошла туда, и тут мальчик заговорил:
— Эта рыба для меня особая, да-да, это необычная рыба. Ни один мужчина здесь не смеет есть эту рыбу. Это табу. Эта рыба — табу для меня, потому что сейчас она скользнула по моему телу. Женщины же свободны от этого табу, и им можно есть кефаль. А если все же мужчине нужно будет съесть ее, он должен уйти как можно дальше в лесные заросли и, поев кефали, выбросить подальше кости.
Мать же сказала ему:
— Ну пойдем обратно, возьмем наш улов, приготовим и съедим.
И сын, имя которого было Туи-мотулики, согласился:
— Идем, идем обратно, матушка, а то я уже замерз.
Они пошли домой. Матери не пришлось нести мальчика на спине: он уже мог идти сам, и вообще он стал очень силен, ведь он походил на своих родителей Мауи Аталанга и Мауи-кисикиси.
Когда они вернулись домой, Туи-мотулики разжег костер; от высокого костра повалил дым. Мать и оба дядьки страшно рассердились на него:
— Что это такое! Мальчик, зачем ты развел тут костер? Нас же могут заметить с Bay или с какой-нибудь другой соседней земли.
На это Туи-мотулики сказал:
— Дорогие, я просто хочу согреться, я очень замерз.
— О горе, — воскликнула мать, — что за бездушный сын! Что ты за ребенок! Зачем ты навлекаешь на нас опасность? Ведь ты развел костер, хочешь согреться, а этот костер увидят вон оттуда или с той земли, увидят, приплывут сюда и убьют нас.
Сын же успокоил ее:
— Матушка, не надо тревожиться. Дай только мне согреться, я ужасно замерз.
А огонь и на самом деле был замечен. Его увидели бауанцы, которые тут же решили снарядить лодки и отправиться посмотреть, что же появилось на давно оставленном пустынном острове. Вот мать Туи-мотулики посмотрела вдаль и увидела плывущие лодки. Она стала считать их, насчитала десять лодок и закричала сыну:
— Вот, ты добился своего! Сюда уже плывут лодки, вон они — целых десять лодок! Сейчас нас всех убьют.
539
1 Оа — плотного плетения корзина, в которой тонганские женщины хранили наиболее ценные вещи.