«Чаще всего живут «на веру» в том случае, — пишет Коцюбинский в примечании к повести, — когда канонические преграды мешают легализации брака, а экономические условия побуждают к совместному сожительству…»
Любовь Гната и Насти, решившихся построить свое счастье без благословения церкви, закончилась трагически, но повесть прозвучала вызовом против освященных церковью устоев и была запрещена цензурой.
Позже отец резко отнесся к написанному. Помню, как расстроился он, перечитав «На веру» в 1911 году. «Я просто прихожу в отчаяние, — писал Коцюбинский М. Могилянскому, — согласившись поместить (ее. — И. К.) во II томе… Я не представлял себе, насколько вещь слаба, так как 20 лет не перечитывал ее. Сейчас я не узнаю себя. Сколько здесь сладкой идеализации крестьян, какая примитивная техника… Я прямо краснею, перечитывая…»
В словах этих была доля правды, но была и чрезмерная требовательность к себе. Примерно в то же время «Современник» ппсал о повести «На веру»: «Это драма личности на общем фоне деревенского быта. Написана она чудесно, и личные переживания героев оставляют в душе читателя глубокий след».
Длинными зимними вечерами в жарко натопленном доме Кондрата Мельникова собиралась молодежь. Здесь бывали и Маруся Михневич, и ее старшая сестра Таисия Дабижа, и сельский учитель, высланный из Одессы, и крестьянские парни, девушки.
Собственно, из этих вечеров и был вынесен замысел рассказа «Пятизлотник». Таисия Дабижа как-то рассказала о том, какое исключительное самопожертвование проявили обнищавшие жители села Дзыговки Ямпольского уезда, поделившись с голодающими последним, что у них было.
Коцюбинский написал «Пятизлотник» для сборника «Вспомоществование», издание которого в пользу голодающих подготовил в Одессе М. Комаров[10]. Обнищавшие, доведенные до полуголодного существования Хома и Хима, прослышав о тяжелой судьбе голодающих России, не пожалели своего единственного сокровища — серебряной монеты пятизлотника, свято хранимой ими на прртяжении всей жизни. А ведь «…давно-давно, когда она еще выходила замуж, — вспоминала Хима, — ее бабка дала ей на счастье этот пятизлотник в приданое», с той поры «белая монетка» пережила не один тяжкий год, но Хима не расставалась с нею».
Достоинство рассказа «Пятизлотник» было не только в призыве сеять добро. Призыв звучал убедительно потому, что живыми и невыдуманными представали перед читателем Хима и Хома. Их тысячами встречал на дорогах Подолии писатель. Вот, извиваясь среди ранних всходов пшеницы, тянется одна стежка в Дзыговку, а эта тропка ведет в Михайловку, а та дальняя — в панскую усадьбу. Перед путником «…чернеют рыхлой землей вспаханные под зябь склоны, а в ярах и долинах было еще черней, еще печальней… Где-то далеко, на горизонте, клубилась сизая мгла, насыщала воздух… Черными ярами катился белый туман»…
Повстречался пахарь, утомленный работой. Остановились. Темная, шершавая рука сжала узкую, почти женскую. Закурили крепкий самосад, и пошли вечные, нескончаемые вопросы.
Почему это так, что пан имеет необозримые поля, а мне не дал бог и клочка земли? Почему одни сыты, а другие плачут от голода?
В рассказе «Цеповяз» (1893) перед нами — крестьянин уже деятельный, мыслящий, стремящийся решить жизненную загадку. Вначале у него просто не было никакого ответа и думы уступали место мечтам. Но жизнь шла, и мечты рассеивались как дым, а вопросы не исчезали. Через целый лабиринт поисков, надежд и раздумий проведет Коцюбинский своего героя. Постепенно претерпит крах вера в заступничество царя, не останется надежд и на просвещение. По-прежнему Семен-батрак пашет чужую ниву и погоняет чужих волов. Главная причина бедствия в социальном неравенстве, утверждал писатель, в том, что батрак работает на чужой земле, хотя и осознает, что земля должна принадлежать тому, кто ее пашет. Впервые примененное Коцюбинским в этом рассказе контрастное сопоставление двух социально противоположных психологий — батрака Семена и кулака Романа — раскрывало подлинные коллизии современной писателю украинской деревни. А ведь буржуазные деятели твердили о «безбуржуазности» украинской нации и о классовом мире среди всех сословий Украины!..
Коцюбинский формируется как художник, чутко улавливающий пульс времени. Да, именно жизнь, ее развитие определяет эволюцию его взглядов. В начале 90-х годов на Украине усиливается рабочее движение. Бастуют макеевские шахты и Юзовский завод. В 1893 году восстают рабочие харьковских железнодорожных мастерских и ряда других крупных промышленных предприятий. В Киеве, Харькове, Одессе, Екатеринославе возникают первые марксистские кружки. Активизируется и крестьянство. Немало массовых крестьянских выступлений прошло в родной Коцюбинскому Винничине. Изнурительный труд репетитора подрывал и без того некрепкий организм Коцюбинского. Устроиться на другую работу ему помог Михаил Комаров — известный украинский библиограф, этнограф, литератор и историк (1844–1913), с которым Михаил Михайлович переписывался. Он предложил Коцюбинскому должность распорядителя при рабочих в партии эксперта филлоксерной комиссии П. Погибни в Бессарабии с ежемесячной оплатой в тридцать, а затем в пятьдесят рублей. Комиссия вела борьбу с филлоксерой — вредителем виноградных лоз. Это была должность в системе министерства земледелия.
Коцюбинского привлекала живописная природа Бессарабии, откуда были родом его предки, быт молдаван, их песни, легенды — все то, что сулило ему знакомство с новым краем. 11 июня 1892 года Михаил Михайлович выезжает в Бессарабию.
Его встречают горы и ярко-зеленые долины, залитые солнцем фруктовые сады и виноградники, молдаване, вся жизнь которых связана с виноградарством. Писателя очаровывает их одежда, пестреющая на солнце, подобно цветам на лесной опушке, печальная и задорная молдавская песня, старинный танец «Жок». Он записывает песни и поверья, фотографирует народные гулянья. Работал Коцюбинский бок о бок с крестьянами из Полтавской, Черниговской, Харьковской, губерний, пришедшими в Молдавию на заработки. Осматривая виноградники, вместе с рабочими он вышагивал не один десяток верст, кормился из одного котла. Часто писатель заходил в сарай — колыбу, где рабочие отдыхали во время дождя, слушал их рассказы и песни, читал им.
Коцюбинский проработал с партией П. Погибки в селах Каменчи, Джурджулешты, Телешове, Пересечном, Ишновцах, Микауцах и Драсличенах. В июне 1894 года уехал в Рени Измайловского уезда — городок, расположенный вблизи Дуная и Прута. Там с партией эксперта А. Эйсмонда он работал в селах Сиреци, Слободзеи, Валени. Переживания этих лет Коцюбинский передаст позже в прекрасной лирической миниатюре «На крыльях песни» (1895). «Знакомо ли Вам то щемящее до физической боли острое чувство тоски по родному краю, которым окипает сердце от долгого пребывания на чужбине? Знакомо ли Вам такое душевное состояние, когда за один только родной звук, за один родной образ готов заплатить годами жизни?..»
До глубины души трогает его и переносит в давно минувшие дни услышанная им старинная чумацкая песня.
«Не знаю, — пишет Коцюбинский, — со всеми ли это бывает или только со мною, жаждавшим всего родного, столь далекого от меня, но звуки песни, касавшиеся моего слуха, расстилались перед глазами красками; рисовали передо мной с чудесной яркостью целые образы».
Почти три года проработал Михаил Михайлович в Бессарабии. Он столкнулся с ужасающим разорением виноградарей. Царское правительство не было заинтересовано в спасении зараженных филлоксерой участков, оно попросту уничтожало их, обрекая крестьянина на голодную смерть. В селе Пересечном, да и не только в нем одном, отец был свидетелем того, как хозяева виноградников в отчаянии, не помня себя, бросались в огонь, где сгорали их виноградные кусты.
Позже, в 1895 году, писатель воспроизвел пережитое в повести «Ради общего блага», премированной конкурсной комиссией журнала «Заря».
Иван Франко высоко оценил это произведение, отметив, что оно «говорит о таланте широком, крепком, свободно развернутом»…
Вначале повесть, как и все ранние произведения отца, печаталась за границей, а спустя шесть лет — в 1901 году — появившись в альманахе «Волна за волной», была тут же запрещена петербургским цензурным комитетом, так как ее содержание якобы могло «возбудить у читателей из простонародия недоверие к распоряжениям властей»[11].
10
М. М. Коцюбинский очень часто давал свои рассказы в сборники, средства от продажи которых шли в общественное пользование. Помимо «Пятизлотника», в 1908 году отец передает рассказ «Persona grata» в сборник «Из неволи», который издавали украинские ссыльные в Вологде. Новелла «Хвала жизни» была помещена в сборнике, изданном в 1912 году полтавским обществом по борьбе с туберкулезом.
11
В. Федун. М. Коцюбинський і царська цензура, «Радянське літературознавство», 1940, № 5–6.