Выбрать главу

Аналогичную точку зрения на отношения, сложившиеся между русскими крестьянами и польскими помещиками, высказывал и М. Н. Муравьев в докладной записке императору Александру II: «Различие в вере, в языке народа с верой и языком помещиков, приобретение имений большей частью посредством покупок, разъединили эти два сословия до того, что владельцы считали крестьян за грубую, неразумную рабочую силу, не заботясь ни о нравственном, ни об умственном их развитии.

Политические убеждения польских помещиков и доказанная веками их нетерпимость к чужим исповеданиям исключали всякое снисхождение, а весьма дурного качества почва земли, требующая усиленного труда, за исключением некоторых уездов Ковенской губернии, способствовала к обременению крестьян отяготительными повинностями»[62].

Унизительный опыт длительной «панской неволи», то есть экономической, полицейской и судебной власти помещиков над крестьянством, не был забыт. Следы этой «неволи» проявлялись на бытовом уровне, в психологии и поведении сельского населения, когда, по свидетельству представителей российской администрации, «крестьяне здешнего края… по вкоренившемуся обычаю, введенному польскими помещиками, целуют тем лицам руки и даже ноги»[63].

По утверждению А. Эткинда, культурная дистанция конструируется усилиями властной стороны[64]. Однако различия, характерные для колониальных отношений, существовавших в Литве и Белоруссии, были отнюдь не российского происхождения. Генезис культурной дистанции имеет автохтонный характер, так как указанный регион относился к типу реликтовых внутренних колоний, прошедших долгую историческую эволюцию, прежде чем приобрести развитые формы к середине XIX в.

2.2. «Откуда есть пошла» внутрироссийская польская колония?

Начало польской колониальной экспансии, положившей начало формированию культурных различий, связанно с событиями, последовавшими после заключения Кревской унии 1386 г. и издания Городельского привилея 1413 г.

Особенности процесса становления колониальных отношений заключались в том, что начало их связано с миссионерской деятельностью римско-католического духовенства на территории Великого княжества Литовского, в котором русское православное население и древнерусская культура были преобладающими.

Следует отметить, что по своему этническому характеру Римско-Католическая церковь была польской. В Великом княжестве Литовском эта Церковь, пришедшая с миссией из Польши, получила статус господствующей, так как великий князь литовский стал католическим государем. Православная церковь, как историческая Церковь подавляющего большинства западно-русского населения, оказалась в положении веротерпимой.

Образование Речи Посполитой усилило процесс проникновения польского католичества на территорию Великого княжества Литовского. Начавшийся процесс окатоличения западнорусской элиты с неизбежностью приводил её к усвоению высокой польской культуры, которая отделяла магнатов и шляхту от культуры западно-русской, остававшейся достоянием низших социальных слоев населения[65].

Постепенный переход большей части православного населения в унию придал формировавшейся на протяжении XVII — первой трети XIX в. культурной дистанции определенную специфику, в целом усилив социокультурные различия между ополяченной местной шляхтой и эксплуатируемым крепостным крестьянством. Поэтому процесс полонизации западно-русской шляхты явился, по сути, процессом формирования новых колониальных отношений.

Таким образом, первые признаки колониальной ситуации, основанной на крепостной эксплуатации крестьян, сформировались на территории Великого княжества Литовского в период интеграции его в состав Речи Посполитой. Решающую роль в конструировании указанных признаков сыграли государство Речи Посполитой и Римско-католическая церковь.

вернуться

62

ЛГИА. — Ф. 439. — Оп. 1. — Д. 56. — Л. 1.

вернуться

63

Национальный исторический архив Беларуси. Далее: НИАБ. — Ф. 1430. — Оп. 1. — Д. 31 879. — Л. 1.

вернуться

64

Эткинд А. Бремя бритого человека, или Внутренняя колонизация России — [Электронный ресурс] — Режим доступа: http:// www.timeandspace.lviv.ua/files/session/ETKIND_2002_78.doc.; Эткинд А. Фуко и тезис внутренней колонизации: постколониальный взгляд на советское прошлое // Новое литературное обозрение. — 2001. — № 49. — С. 50–74.

вернуться

65

Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский. История Русской церкви. Кн. 6. — М. 1996. — С. 147–275, 400–579; Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви. — Т. 1. — М., 1997. — С. 531–676; Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви — Т. 2. — М., 1997. С. 267–310; Смолич И. К. История Русской церкви. 1700–1917. Часть 2. М., 1997. — С. 284–344; Коялович М. О. Чтения по истории Западной России. — М., 1864; Киприанович Г. Я. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве. — Минск, 2006; Чистович И. Очерк истории Западно-Русской Церкви. Часть первая. — СПб., 1882. Батюшков П. Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. — СПБ., 1890; Шавельский Г. прот. Последнее воссоединение с Православной церковью униатов Белорусской епархии (1833–1839 гг.). — СПб., 1910. Зноско К. прот. Исторический очерк церковной унии. — М., 1993.