Интересно отметить, что художник, как и прежде, строит образ на силуэтной выразительности фигуры, снова прибегая к профильному изображению, и на броской красоте цветовой гаммы. В портрете Кругликовой мы сталкиваемся с решением, в котором есть момент декоративности.
Нарядность цвета, его звучность — одна из характерных качеств работ Нестерова этого времени (исключение — портрет О. Ю. Шмидта). Однако художник уже не повторяет свою гамму, каждый раз находя цветовое решение, соответствующее данному образу. Достаточно сравнить серебристо-сиреневый цвет портрета Держинской с темно-синим в портрете Кругликовой, чтобы понять сколь настойчивы были колористические поиски мастера.
Нестеров раскрыл тонкую подвижную натуру художницы, ее живой интерес к жизни, ее изящество. Этот образ, построенный на острой живой характерности модели, великолепно удался ему[223]. Однако уже в следующем году художник стремится к иному образу, на наш взгляд, более глубокому.
В портрете Е. С. Кругликовой 1939 года (Русский музей) модель изображена в фас. В первоначальном рисунке, сделанном еще в Колтушах, художница сидит в большом кресле, тяжелая массивная спинка которого нависает над ее головой. Кругликова делает зарисовки в альбоме, лежащем на ее коленях. В окончательном портрете тяжелое массивное кресло смотрится просто зеленым фоном, альбома нет, в руках остался лишь яркий красный карандаш. Все внимание сосредоточено на лице женщины, на ее руках. Художника интересует не раскрытие определенного жизненного момента или состояния человека, а человеческая психология, внутренний, более широкий характер личности.
Этот портрет невероятно скуп в деталях по сравнению с предшествующими, в которых биографичность интерьера и жизнь человека в нем, как в привычной обстановке, делали портретное изображение почти сюжетной картиной. Здесь перед нами лицо усталого, но сильного человека, тонкие, красивые, но уже старческие руки держат карандаш (единственная дополнительная деталь), затаенная горечь легла на губах и у глаз, смотрящих на зрителя с молчаливым вниманием. Жесткие линии прорезают лицо, та же жесткость в костюме. Главным здесь является раскрытие глубоко внутренних сторон личности, личности значительной, но значительность эта достигается не рассказом о ней, а путем концентрации внимания на чертах лица, глазах, руках. В их изображении художник видит прежде всего пути к внутреннему постижению своей модели. Он отказывается от внешней характерности, от броскости цветового и композиционного решения. В этом портрет Кругликовой 1939 года близок портрету Шмидта, но отличается от него органичностью найденных приемов[224].
Как мы уже отмечали, творческие искания Нестерова во второй половине 30-х годов весьма разнообразны. Поиски более психологически углубленного решения не всегда находили адекватную форму. Он ищет порой новых композиционных приемов, как, например, в портретах Е. П. Разумовой и Е. И. Таль, порой возвращается к старым, уже найденным, как в портрете Е. С. Кругликовой (1938) и О. Ю. Шмидта. Колористические искания мастера также отличаются в этот период известной пестротой. В них нет уже прежнего единства, как, например, в первой половине 30-х годов, когда светлая цветовая гамма большинства портретов (портреты С. С. Юдина, И. П. Павлова, И. Д. Шадра), заметим кстати, очень близкая по принципам к многим живописным произведениям того времени, великолепно соответствовала эмоциональному звучанию образа.
С наибольшей очевидностью новые принципы, найденные Нестеровым во второй половине 30-х годов, воплотились в портрете В. И. Мухиной (1940; Третьяковская галлерея)[225].
Портрет В. И. Мухиной. 1940
Портрет был задуман художником в 1939 году[226]. К этому времени относится первоначальный набросок, а также первые сеансы. Однако из-за усталости художника, которому было уже 77 лет, из-за переутомления на сеансах у П. Д. Корина, кончавшего в это время портрет Михаила Васильевича, работа над образом Мухиной возобновилась только летом 1940 года.
223
Портрет Е. С. Кругликовой (1938) был на выставке «Лучшие произведения советских художников» (1941, Москва).
224
В книге С. Н. Дурылина мы находим очень интересные строки, раскрывающие отношение Нестерова к портрету Е. С. Кругликовой 1939 года.
«Беседуя со мной как-то в закатный час в Болшеве, — пишет С. Н. Дурылин, — тотчас после написания портрета, Нестеров вспоминал:
— Кто бранит последний портрет; говорят: первый острее, но большинство хвалят, и у Габричевского есть няня, старушка восьмидесяти лет. Та Кругликовой сказала: „На этом (втором портрете), Елизавета Сергеевна, вы — умная!“.
Нестеров радовался этому определению: не „элегантная“, не „красивая“, „умная“.
Показывая мне новый портрет Е. С. Кругликовой, он сам определил его, чего почти никогда не делал:
— Этот — попроще. Тут она старая. Ничего не поделаешь: старая. Ручки-то в склерозике.
И опять вспоминал изречение старой няни: „тут она — умная“» (
225
Портрет В. И. Мухиной был на выставках: «Лучшие произведения советских художников» (1941, Москва); советского искусства (1950, Хельсинки); советского изобразительного искусства, (1952, Индия); советского изобразительного искусства (1958, Брюссель) и других.
226
В 1939 году Нестеров решил также написать портрет академика В. П. Филатова. Но замысел этот осуществлен не был (см.