В 90-е годы Нестеров создает целый ряд картин, в которых со всей определенностью формулирует свою идею, свои представления, свою философию. Эти произведения знаменуют уже значительно больший отход от искусства передвижников. Но отход этот не был обусловлен только личными выводами художника, он связан с общественным развитием 80-х годов, определен тенденциями того времени.
Это была одновременно эпоха правительственной реакции и развития социал-демократии, разочарования основной массы народнической интеллигенции в силах революции и эпоха развивающегося рабочего движения. Это было время становления в России буржуазного общества, время бурного развития капитализма.
Обострение социальных отношений, расслоение крестьянства порождало в интеллигенции перед лицом новых неведомых явлений искания иных путей развития. Часть интеллигенции связала эти искания с религией.
В некоторых произведениях литературы и искусства того времени получает определенное распространение взгляд, что основная черта русского народа — любовь к ближнему и мягкая покорность судьбе, что истинное счастье может быть найдено только в религии. Широкую популярность приобретают сочинения Вл. С. Соловьева[33], считавшего, что высшей целью и последним результатом умственной деятельности человечества будет синтез науки, философии и религии, в котором наука и философия должны быть подчинены богословию.
Именно в этот период Л. Н. Толстой в своих сочинениях выступает с проповедью нравственного очищения. Широкое распространение принципов «толстовства» во многом объясняется тем, что это было своеобразным протестом против существующих социальных отношений, против обесценивания человеческой личности. В. И. Ленин писал: «Пессимизм, непротивленство, апелляция к „Духу“ есть идеология, неизбежно появляющаяся в такую эпоху, когда весь старый строй „переворотился“, и когда масса, воспитанная в этом старом строе, с молоком матери впитавшая в себя начала, привычки, традиции, верования этого строя, не видит и не может видеть, каков „укладывающийся“ новый строй, какие общественные силы и как именно его „укладывают“, какие общественные силы способны принести избавление от неисчислимых, особенно острых бедствий, свойственных эпохам „ломки“»[34].
В 80-е годы все политические партии апеллируют к народу, стремясь найти те черты в его нравственном укладе, в которых заложено обновление общества.
Вопрос о путях дальнейшего развития, путях обновления ставился в литературе того времени, ставился и решался по-разному.
Ф. М. Достоевский в «Братьях Карамазовых» в главе «Русский инок» устами старца Зосимы говорил о жестокости капитализма, о его разлагающем влиянии на людей, о том, что пламень растления умножается. Он призывал к спасению Руси, видя это спасение в проповеди любви и доброты, смирения и покорности как нравственного идеала. «В Европе восстает народ на богатых уже силой, и народные вожаки повсеместно ведут его к крови и учат, что прав гнев его. Но „проклят гнев их, ибо жесток“. А Россию спасет господь, как спасал уже много раз. Из народа спасение выйдет, из веры и смирения его»[35]. Достоевский писал: «…от сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть еще раз спасение земли Русской!»[36].
Нестерову были близки эти идеи. Он с симпатией относился к воззрениям славянофилов, с увлечением читал сочинение реакционного публициста, главы позднего славянофильства Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (1869). В поисках своего пути Нестеров делает предметом искусства область духовной жизни русского народа, связанную преимущественно с нравственными религиозными исканиями. Стремясь к изображению значительных сторон внутренней жизни человека, он приходит к далеким от прогрессивных устремлений общества идеям — к идее иночества, идее внутреннего самоусовершенствования вдали от мира. Наиболее четко эти мысли были высказаны Нестеровым в произведениях 90-х годов.
В это время большинство своих работ Нестеров пишет на тему жизни Сергия Радонежского. В 1892 году отмечалось 500-летие со дня смерти Сергия, что способствовало появлению множества изданий, ему посвященных. К тому же художник часто жил около Троице-Сергиевой лавры, что, естественно, наталкивало его на исторические ассоциации.
Фигура Сергия Радонежского привлекала внимание в этот период еще и по другим причинам. В эпоху междоусобиц XIV века, когда существовала постоянная угроза татарского разорения русской земли, Сергию приписывали основную роль в нравственном сплочении народа, в создании нравственного идеала, укрепившего русского человека в период тяжелых испытаний. В. О. Ключевский в своей речи «Значение преп. Сергия для русского народа и государства», произнесенной на собрании Московской духовной академии, говорил: «Человек, раз вдохнувший в общество такую веру, давший ему живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которых оно в себе не чаяло, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся, когда окажутся недостаточными наличные обиходные средства народной жизни»[37].
33
Н. Минский писал в статье «„Новое слово“ г. Соловьева»: «В шестидесятые годы такую толпу могла собрать только лекция о физиологии, в семидесятые — по политической экономии, а вот в начале 80-х годов почти вся университетская молодежь спешит послушать лекцию о христианстве». И далее: «Дело в том, что душа русской молодежи в последнее время истомилась, истосковалась и, как манны небесной, жаждет обобщающего слова. Идеалы шестидесятых годов оказались узкими, идеалы семидесятых годов практически почему-то необоснованными, и вот молодежь с горьким и тяжелым опытом двух поколений на душе, в мучительном раздумье стала на распутье и ждет нового слова и ищет новых путей. Для молодежи и вместе с тем для всего нашего развития настал критический момент, имеющий глубокое значение» (журн. «Устои», 1881, № 2).