С появлением новых технологий чудесное быстро становится обыденным, любой сбой в их работе воспринимается как неприятность, и в конце концов на них просто перестают обращать внимание – чудо исчезает. Мы забываем, что жизнь не всегда была такой: мы не могли напрямую разговаривать с людьми на больших расстояниях, комнаты не освещались потолочными светильниками, а машины не фильтровали информацию автоматически. Так и с присутствием алгоритмической подачи информации в нашей жизни; алгоритм часто остается незамеченным – предметом мебели, на который обращают внимание только тогда, когда он не работает так, как положено, как в случае со светофором или водопроводом.
Если несколько веков назад играющий в шахматы механический турок оказался (ложной) встречей с чудесной технологией, принимающей решения независимо от человека, то теперь мы сталкиваемся с подобным десятки раз в день – в цифровых пространствах, на которые привыкли полагаться. Повсеместное влияние машин трудно переоценить. Если судить по общедоступным показателям, у Фейсбука сегодня почти три миллиарда пользователей. Инстаграм – около двух миллиардов. ТикТок – более одного миллиарда. Spotify – свыше пятисот миллионов. Твиттер – четыреста миллионов. Netflix – более двухсот миллионов. Каждое взаимодействие людей на этих платформах, каждый момент пассивного потребления определяется алгоритмическими рекомендациями. Даже если некоторые пользователи отказались от алгоритмической ленты, их участие вносит вклад в данные, которые служат основой для рекомендаций другим пользователям. Захват неизбежен. Для значительной части населения планеты социальные сети и стриминговые сервисы стали основным способом поглощения информации – будь то музыка, развлечения или искусство. Мы живем в эпоху алгоритмической культуры.
Технологические компании уже давно стремятся достичь таких масштабов. Монопольный рост для них важнее, чем качество пользовательского опыта, и уж точно важнее, чем справедливое распределение культуры по лентам сервисов. (Цифровая платформа не несет такой кураторской ответственности, как, скажем, художественный музей.) Согласно идеологии Кремниевой долины, стремление к масштабу перевешивает любые возможные негативные последствия. Это демонстрирует служебная записка, составленная в 2016 году Эндрю Босуортом из Фейсбука.
Таким образом мы подключим больше людей. Возможно, они будут использовать наши инструменты для чего-нибудь плохого. Может быть, это стоит кому-то жизни, если на человека нападут бандиты. Может быть, кто-нибудь погибнет в результате террористической атаки, скоординированной с помощью наших инструментов. И все равно мы соединяем людей. Уродливая правда заключается в том, что мы верим в связь между людьми настолько глубоко, что все, что позволяет нам чаще общаться с большим количеством людей, является *де-факто* хорошим.
Это заявление – яркая иллюстрация того, что если люди активно вовлечены в пользование платформой, то она считается успешной – независимо от того, чем они занимаются. Эта постоянная вовлеченность поддерживается автоматическими рекомендациями, предлагающими очередной привлекающий внимание заголовок или гипнотический развлекательный материал. Сегодня трудно представить себе создание произведения культуры, отделенного от алгоритмических лент, потому что именно эти ленты контролируют, как это произведение дойдет до миллиардов потребителей международной цифровой аудитории. Без лент нет и аудитории – творение существовало бы только для его автора и людей, непосредственно с ним связанных. Еще сложнее представить себе потребление чего-либо вне алгоритмических лент, потому что их рекомендации неизбежно влияют на то, что показывают по телевидению, играют по радио и публикуют в книгах, даже если самого этого контента в лентах нет. Мир-фильтр разливается повсюду.
Специалист по театру Тревор Боффон, который стал работать учителем в школе, дал удачное описание того, к чему приводит алгоритмическая культура. Он сказал мне: “Фильмы, которые успешны, – это фильмы, у которых есть подписчики в ТикТоке; хит-парад Billboard Hot 100 диктуется ТикТоком; вы идете в книжный магазин сети Barnes and Noble и видите там прилавок BookTok”. (BookTok – термин, обозначающий сообщество литературных инфлюэнсеров[17] ТикТока.) Иными словами, для коммерческого успеха какого-либо произведения культуры оно должно быть представлено на цифровых платформах. Карьера Боффона тоже формировалась под влиянием алгоритмов. Когда он начал разучивать танцевальные движения со своими учениками и выкладывать видеоролики в Сеть, он быстро обзавелся сотнями тысяч подписчиков в Инстаграме и на других платформах. Он появился на национальном телевидении, ненадолго став вирусным персонажем – танцующим учителем. После этого он опубликовал научную монографию о танцах – предмете, который вместе с ростом популярности в ТикТоке быстро наращивал привлекательность для университетов и редакторов. “За один месяц этого года моя работа привлекла больше внимания, чем за предыдущие десять лет, вместе взятых”, – заявил мне Боффон.