Если кто и понимает, как устроен Честербридж и чем можно ему помочь, то это врачи – профессия любимого, но рано скончавшегося отца Корси. Его лучший друг тоже врач, и он видит страдания Корси, считает его соматические болезни проявлениями его сексуальной неудовлетворенности и ставит ему диагноз: «Ты никогда не сможешь чувствовать себя хорошо с девушкой, которую твоя мать не одобрила бы в качестве твоей невесты. И от этой девушки ты ждешь, что она будет девственной нимфоманкой. Но таких девушек, к сожалению, не бывает». Корси, действительно, сильно зависит от матери, и ее смерть в конце романа страшная потеря. Мать была уверена в том, что Корси никогда не напечатает в своей газете заведомую ложь и не займется шантажом по той простой причине, что он джентльмен из Честербриджа; но по ходу романа мы видим, что Корси не следует этим убеждениям его матери. Зато ее заветам на тему того, с какой девушкой можно чувствовать себя хорошо, он следует с религиозной буквальностью. Автор всецело сосредоточен на этой проблеме; он так упорно обличает своего героя в том, что его представления о сексуальности не соответствуют современной жизни, что читатель чувствует здесь нерешенную – «Это не сделано» – проблему самого автора.
Конечно, не только женщины несут угрозу фешенебельному миру Честербриджа, устроенному как джентльменский клуб. Выходец из лучшей семьи большого и все же провинциального города, Корси видит, как власть, богатство и влияние в нем захватывают беспринципные выскочки. Постоянный мотив романа – деловые неудачи людей из хороших семей, которые теряют старые деньги в отчаянной борьбе с бизнесом, потому что тот все чаще ведется еще более циничными, совсем бесцеремонными нуворишами с более широкими представлениями о мире. Корси консервативнее, чем его автор; например, Корси никак не может понять нового французского искусства, в котором упражняется его подруга. Случайный знакомый его юности, нищий сын спившегося сторожа, каким-то образом осуществляет мечту закончить колледж; и этот выскочка становится не только журналистом и бизнесменом, незаменимым заместителем Корси по деловой части его газеты, но потом и счастливым соперником в его борьбе за любовь собственной жены. Война всегда обостряет процесс смены поколений, и после Мировой войны новые люди, такие как Гэтсби, завладевали женщинами и деньгами старых людей, таких как Корси. А Буллит, по происхождению и симпатиям относившийся скорее к последним, с непреодолимой двойственностью, но и с подходящей случаю иронией живописал этот процесс «креативного разрушения», как назвал подобный же процесс, происходивший после Второй мировой войны, австро-американский экономист Джозеф Шумпетер, и сам немало походивший на Буллита и его Корси[2].
В конце романа Корси признается в том, что чувствует себя ближе к Гомеру, чем к новому поколению, вернувшемуся с войны. Дело не только в новых технологиях (кино, автомобили, телеграф проволочный и беспроволочный) и глобализации («Париж стал пригородом Нью-Йорка, туда же стремится и Лондон»). Дело во вкусах и ценностях. «Для тебя и меня счастье – это красота тихого загородного имения. А для них? Я даже не могу себе этого представить». Он говорит это своему дяде, президенту университета, пока они сидят в полицейском участке, пытаясь вызволить из-за решетки сына Корси, Рауля. Помогая ему как сыну, а не как коммунисту, Корси с осторожностью признает возможную правоту Рауля: «Весь мир перешел в новый век машин, а ты и я чужды ему, будто мы афиняне пятого века. И все, что мы имеем впереди – это мир Рауля. Коммунизм! Но кто к черту об этом знает».
И все же главная тема романа – неразрешенность проблем любви, семьи и секса в новом, послевоенном мире капитализма и кубизма: в мире модерна, с запозданием пришедшего в Америку. Это общая тема великой литературы конца XIX и начала XX века, тема Толстого и Фрейда, Джойса и Фицджеральда. Хоть между ними и легли полстолетия, Каренин и Корси нашли бы много тем для разговора; да и Анна почувствовала бы себя как дома в салонах Честербриджа и Вашингтона, как они описаны Буллитом. Он считал себя знатоком русской литературы, и Корси в одном из монологов даже ссылается на Некрасова: это некрасовский вопрос, говорит Корси: кому в Америке жить хорошо? (Русские фамилии тогда писали с двумя ф: Nekrasoff.) Но главная русская ссылка в этом романе – на самом заметном месте, в названии. «Это не сделано» – ответ Буллита на название хорошо знакомого в англоязычном мире романа Чернышевского «Что делать?», библии русских народников, радикалов и анархистов. Чернышевский показывал несправедливость старого общества и туманную возможность протеста, но как и Буллит, сосредоточивался не на классовом (то есть прежде всего экономическом) неравенстве между людьми, но на нерешенных проблемах брака, семьи и сексуальности, на невозможности развода, женском вопросе, проституции. Он предлагал очень туманные решения, такие как организация швейного кооператива для уличных девушек, или инсценировка самоубийства и эмиграция в Америку для несчастного мужа. Не этими рецептами, в которые мало кто верил, роман Чернышевского вошел в историю, но своим точно заданным вопросом: Что делать? Спустя полстолетия и из-за океана Буллит отвечал: It’s not done.
2
Шумпетер рассказывал студентам, что у него были три цели в жизни: стать лучшим экономистом в мире, лучшим наездником в Австрии и лучшим любовником в Вене, и что он достиг двух, неизвестно каких (P. A. Samuelson and W. D. Nordhaus, Economics (1998, p. 178).