Выбрать главу

В новой ситуации привычные методы организации, лозунги и политические практики оказывались если и не вовсе неприменимыми, то, по крайней мере, нуждающимися в серьезной корректировке.

Однако это отнюдь не означало, будто марксизм утрачивал свое значение как теория, ориентированная на практическое преобразование общества. В тупике оказывались лишь те теоретики и практики, кто упорно держался старых схем, не желая заново подвергнуть меняющуюся историческую ситуацию критическому анализу (иными словами, те, кто повторял старые выводы марксизма вместо того, чтобы самостоятельно исследовать меняющуюся реальность с помощью марксистского анализа). Между тем именно нарастающие общественные перемены делали этот анализ необходимым и востребованным.

Новое социальное государство?

Там, где левые партии продолжали держаться привычных схем либо, наоборот, шли на поводу у либеральной идеологии, модернизма и политкорректности, они постепенно, а порой и довольно быстро приходили в упадок. Но на их место поднимались новые популистские движения, по-новому формулировавшие понятие солидарности.

Парадокс в том, что чем более разношерстным становится мир наемного труда, тем более широкими становятся задачи и лозунги, на основе которых формируются коалиции и развиваются практики солидарности. Старая схема, при которой совпадение интересов рабочих, занятых однотипным трудом на однотипных заводах, становилось основой для классовой общности, из которой вырастала потребность в единой профсоюзной и политической организации, неминуемо уступает место новой перспективе. Формирование коалиции вокруг самых общих социальных и экономических вопросов становится исходной точкой, позволяющей собрать вместе различные социальные силы, которые уже потом, в процессе практического взаимодействия, углубляют свою солидарность и взаимопонимание.

Таким общим интересом становится необходимость сохранить, отстоять или снова завоевать базовые социальные права, утраченные или подорванные на протяжении последних десятилетий ХХ века и в начале XXI века, все то, что составляло практическую сторону социального государства – бесплатное здравоохранение, образование, доступное жилье, общественный транспорт, институты, обеспечивающие вертикальную мобильность в обществе, и т. д. Иными словами, если старая солидарность формировалась «снизу – вверх», то теперь процессы солидаризации идут «сверху – вниз», от широкого объединения и коалиции социальных движений – к объединению и взаимопомощи на локальном уровне. Другое дело, что борьба за базовые социальные гарантии сама по себе не является конечной целью и единственным смыслом новой левой политики, по-прежнему ориентированной на структурное изменение общества.

Известный французский экономист Томас Пикетти в книге с провокативным названием «Капитал в XXI веке» доказывает, что вопрос о социальном государстве оказывается ключевым для нашего времени. «Сегодня, во втором десятилетии XXI века, неравенство, которое, казалось бы, исчезло, не только достигает прежнего исторического максимума, но и превосходит его»[43].

Сокращение неравенства в ХХ веке было отнюдь не результатом естественной логики капитализма, но, напротив, было вызвано нарушением этой логики под воздействием войн и революций. Однако, давая весьма мрачную картину социальной и экономической деградации капитализма, Пикетти ограничивается весьма умеренными рецептами, предлагая в качестве панацеи даже не структурные реформы, а всего лишь укрепление и модернизацию сохранившихся на Западе институтов социальной поддержки граждан на основе прогрессивного налогообложения капитала.

Между тем совершенно очевидно, что в свете накопленного исторического опыта само понятие социального государства должно быть переосмыслено.

Филиппинская общественная деятельница Тина Эбро говорит в этой связи о «преобразующей общество социальной повестке дня»[44].

Аналогичным образом российский социолог Анна Очкина, подчеркивает, что речь уже идет не только и не столько о поддержании жизненного уровня трудящихся, сколько о создании новых механизмов социального и экономического воспроизводства, подконтрольных самому обществу, о переходе от «пассивной демократии» получателей социальных благ к «активной демократии» сознательно организуемого развития в интересах большинства[45].

Популизм и политика

Политической формой таких движений, как правило, оказываются уже не партии традиционного социал-демократического или коммунистического типа, а широкие объединения, часто выглядящие популистскими. Но речь не идет о собирании случайных сил вокруг популярного вождя, а об объединении социальных движений вокруг общих задач практического преобразования своей страны и мира. Такими движениями являются СИРИЗА и «Подемос», стремительно поднявшиеся на фоне упадка «старых левых» в Греции и Испании. Сходство между политическим курсом этих организаций особенно бросается в глаза на фоне существенных различий в их происхождении. СИРИЗА имеет за плечами несколько десятилетий истории, сначала в качестве параллельной («внутренней») Компартии Греции, порвавшей с промосковским курсом официальной КПГ, затем в форме левосоциалистической партии «Синоспизмос» и, наконец, в виде коалиции радикальных левых, лишь сравнительно недавно оформившейся в единую организацию. Напротив, «Подемос» практически не имеет истории, это движение стремительно выросло из уличного протеста во время экономического кризиса. В 2014-м массовое движение «возмущенных» (indignados), протестовавшее на улицах Мадрида, оформило свое политическое крыло в виде партии, а уже в 2015 году его лидера Пабло Иглесиаса уже признавали реальным кандидатом на пост премьер-министра Испании.

вернуться

43

Th. Piketty. Capital in the Twenty-First Century. London and Cambridge, Massachusetts, The Belknap Press of Harvard University Press, 2014, p. 471.

вернуться

44

См. Выступление Тины Эбро в Брюсселе в 2012 г.: http://www.youtube.com/watch?v=tAybSc39LoQ.

вернуться

45

См. А. Очкина. Новое социальное государство как модель посткризисного развития. Логос, 2014, № 2 (98)

полную версию книги