Балканский регион часто называли «пороховым погребом Европы», и события 1912-1913 гг., казалось, доказывали точность этого клише. Балканские войны создали иллюзию, будто современные войны можно вести так, чтобы получить быстрые результаты. Скоро стало ясно, как опасны такие мысли.
1914
Движение к войне
Каждая победа во имя прекрасной немецкой земли наполняет душу огромным счастьем...
Привычный ход жизни оборвался 28 июня 1914 г. Утром сербский террорист по имени Гаврило Принцип застрелил эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника престола Австро-Венгрии. Всего через несколько недель под ружье уже вставали миллионы европейцев; гибель Франца-Фердинанда буквально втянула весь континент в крупный конфликт. Настала пора исполнять свой долг, и молодые мужчины, как им казалось, ненадолго распрощались со своими невестами, родными и друзьями.
Поначалу, когда воинские части только формировались и выдвигались, Германия пребывала в натуральном патриотическом угаре. Под барабанный бой пехотинцы маршировали через провинциальные городки. Жители приветствовали их радостными криками. В воздухе мелькали шляпы и белые платки, когда со станций отправлялись воинские эшелоны, из окон которых высовывались солдаты. Нередко прощание происходило под звуки военных оркестров, исполнявших неофициальный гимн немецкой мобилизации — песню «Страж на Рейне» (Die Wacht am Rhein).
Вот каким то время вспоминалось Эрнсту Юнгеру, самому известному в XX в. немецкому автору военных дневников: «Мы выезжали под дождем цветов, в хмельных мечтаниях о крови и розах. Ведь война обещала нам все: величие, силу, торжество... Ах, только бы не остаться дома, только бы быть сопричастным всему этому!»[3] Сам Юнгер пошел добровольцем в пехоту 1 августа, едва успев отметить девятнадцатилетие.
Но весь этот петушиный задор — ради справедливости отметим, далеко не в одной только Германии — куда-то исчезал, когда прощались обычные люди: они чувствовали и страх, и взвинченность, и боязнь, и неуверенность. Вернутся ли они домой? И если вернутся, то когда?
Трудно отделаться от чувства, что всего этого можно и нужно было избежать. Еще в июле у руководителей крупных стран Европы была возможность не раздувать пожар, которого многие из них очень боялись. Если бы кризис из-за убийства Франца-Фердинанда не вышел за пределы Балкан, он разрешился бы карательной операцией местного масштаба, своеобразной третьей балканской мини-войной против Сербии.
Вместо этого на полный ход тут же запустили хитроумный механизм связей между самыми густонаселенными и могущественными европейскими народами (и их империями). Вместо сдерживания началась эскалация. Вместо взаимно гарантированного мира все страны впервые столкнулись с возможностью гарантированного уничтожения.
Путь от смертельного выстрела в эрцгерцога до мировой войны был одновременно и простым, и загадочно сложным. В конце концов он привел к нескольким серьезным событиям. 28 июля Австро-Венгрия, не сомневаясь, что ее поддержит Германия, официально объявила войну Сербии. В ответ Россия выступила с заявлением о защите этой страны, к которому в силу договорных обязательств вынуждена была присоединиться Франция. 1 августа Германия объявила войну России, а через два дня — и Франции. К 4 августа Британия со своей империей, включая Канаду, Австралию, Новую Зеландию и Южную Африку, тоже ввязалась в драку, и ее министр иностранных дел сэр Эдвард Грей пророчески оценил исторический смысл всего происходившего: «Светильники гаснут по всей Европе. При нашей жизни они больше не загорятся».
За этим стремительным ввинчиванием в состояние войны крылся целый спектр имперских интересов и забот отдельных государств, дипломатического соперничества, личных пристрастий и мгновенно возросших аппетитов, причем все это стало явным практически одновременно. По крайней мере, наряду с широко известным элегическим предсказанием Грея имело хождение и полностью противоположное: в августе 1914 г. во многих штабах легкомысленно полагали, что «все закончится уже к Рождеству».
Почему-то казалось, что окончить войну так же легко, как начать. Светильники мало-помалу гасли, но все громче ревели двигатели, все сильнее пыхтели паровозы, все быстрее вращались турбины военных кораблей, торопясь доставить людей и машины туда, где они требовались. И даже военный план Германии был четким, как железнодорожное расписание: бросить все силы на Бельгию, потом на Францию и там одержать по возможности легкую победу. И хотя бельгийцы отчаянно сопротивлялись, немцы все равно обращали их крепости в груды камней и бетона.