В своём докладе Молотов обвинил Англию и Францию в нарушении «принципа взаимности и равных обязанностей» на том основании, что эти страны не хотят распространять свои гарантии на Эстонию, Латвию и Финляндию, если последние «могут оказаться не в силах отстоять свой нейтралитет в случае нападения агрессоров» [478].
В западной печати доклад Молотова вызвал разноречивые отклики. Английские и французские газеты отмечали, что этот доклад порождает разочарование. В то время как в Лондоне и Париже ждали, что Молотов возвестит о заключении в скором времени тройственного военного союза, он сделал основной упор на разногласиях в позициях сторон. Английская «Манчестер гардиан» писала, что «западные государства всё более и более приближались к русской точке зрения, тогда как русские со своей стороны мало делали для того, чтобы пойти навстречу западным державам». Особое недоумение и тревогу на Западе вызывало то обстоятельство, что советская сторона требовала вступления трёх стран (СССР, Англии и Франции) в войну, даже если Прибалтийские страны откажутся обратиться с просьбой о помощи к Советскому Союзу. В отклике французской газеты «Бюлтен котидьен» указывалось, что гарантии Прибалтийским государствам «могли бы стать по сути дела простым разрешением на вступление советских войск в Прибалтику» [479].
Иной характер носили отклики на доклад в фашистских и полуфашистских странах. Болгарская реакционная печать с удовлетворением отмечала, что «в последнее время Россия — это государство, которого ищут и которое ставит свои условия… Россия молчала, но стоило ей только чихнуть, и это почувствовал весь мир» [480]. Итальянский официоз «Джорнале Италия», усматривая в речи Молотова недоброжелательное отношение к демократическим державам, писал: «Какова бы ни была политика альянса западных держав с Советской Россией, она никогда не будет базироваться на внутреннем родстве интересов. И этого англичанам не изменить, сколько бы они с шапкой в руках ни стояли в прихожей у Молотова» [481].
После доклада Молотова советская печать продолжала нагнетать истерию вокруг вопроса о гарантиях Прибалтийским государствам [482]. Поскольку сами эти государства отказывались от гарантий со стороны СССР, советское руководство выдвинуло формулу «косвенной агрессии», допускавшую весьма расширительное толкование. Эта формула предполагала вступление советских войск на территорию сопредельного государства в случае, если эта территория будет использована агрессором как плацдарм для вторжения в Советский Союз «при попустительстве или бессилии правительства данного государства». Ещё более двусмысленным было выдвинутое на переговорах предложение Молотова, чтобы понятие «косвенная агрессия» охватывало «случаи внутренних переворотов или политических перемен, выгодных агрессору» [483]. Таким образом, советское руководство требовало себе права на непрошеное вмешательство в судьбу суверенных государств в тех случаях, когда оно истолкует деятельность тамошних правительств как «выгодную» агрессору.
После того, как 1 июля английское и французское правительства дали согласие распространить гарантии трёх держав на Прибалтийские государства, советская сторона стала ещё упорней настаивать на выполнении второго пункта, вызывавшего затруднения на переговорах: получении согласия Польши на вступление советских войск на её территорию в случае войны, развязанной Германией.
В начале «молотовского» этапа советской дипломатии продолжались начатые Литвиновым непосредственные переговоры с Польшей по этому вопросу. 8 мая польский посол в беседе с Молотовым заявил, что Польша не решается вступить в соглашение о коллективной безопасности, потому что не хочет делать таких шагов, которые могли бы быть истолкованы как провоцирование ею агрессии со стороны Германии [484]. 10 мая заместитель наркома иностранных дел Потёмкин посетил Варшаву, где встретился с польским министром иностранных дел Беком. «Путём подробного анализа соотношения сил в Европе и возможностей эффективной франко-английской помощи Польше,— сообщал Потёмкин об этой встрече,— я привёл Бека к прямому признанию, что без поддержки СССР полякам себя не отстоять… Я подчеркнул, что СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала» [485]. Бек со своей стороны «констатировал необходимость для Польши опереться на СССР в случае нападения на неё Германии». 11 мая Молотов принял посла Польши и пригрозил ему, что Польша может согласиться на советские условия «слишком поздно» [486].