Я следил по экрану за леской. На секунду Джин повернулась ко мне.
— Первая готовность, — ровно сказала она. Я утвердительно кивнул.
Она потянула лебедкой вбок, чтобы продемонстрировать, что знает, как это делается. Я не сомневался, что она знает, как это делается, и она не сомневалась, что я не сомневаюсь, но все-таки…
— Если вы еще вдруг не поняли, — сказала она, — вас тут и близко не будет. Вас наняли наживляльщиком, понятно? Вы никакой не оператор Вагона! Вы — наживляльщик! В ваши обязанности входит сплавать и накрыть нашему общему другу стол. Это опасно, но вам и платят соответственно. Вопросы?
Она нажала кнопку «инъекция» с такой силой, что я невольно потер горло.
— Да нет, — улыбнулся я, — но я умею пользоваться этой штуковиной. И если что — свистните. По профсоюзным ставкам.
— Мистер Дэйвитс, — сказала она, — я не хочу, чтобы за этим пультом сидел неудачник.
— Мисс Лухарич, в эту игру еще никто не выигрывал.
Она начала выбирать трос и тут же вырубила магнитное сцепление; крючок со всеми своими причиндалами вернулся на место, Вагон содрогнулся и отскочил на пару футов назад. Поперечный поднят, полный газ назад, слегка притормозила, сменила полозья, стоп. С грохотом и лязгом. Теперь — направо; моряки, сидевшие в тени створки, бросились врассыпную, а мы въехали на платформу подъемника.
— В будущем, мистер Дэйвитс, — сказала она мне, — не входите сюда без приказа.
— Не волнуйтесь, — ответил я. — Я не войду даже и по приказу. Если вы еще не забыли, я нанимался наживляльщиком. Так что, если вам потребуется моя помощь, придется вежливо попросить.
— Этот день войдет в историю, — улыбнулась она. Я согласился, над нами закрылись створки люка.
Когда Вагон вернулся на место, мы закончили разговор и разошлись в разные стороны. Все же она сказала, в ответ на мой смешок, «до свидания», что свидетельствовало как о хорошем воспитании, так и о хорошем самообладании.
Позже, вечером, мы с Майком набили трубки в каюте Малверна. Ветер гнал волну, а дождь и град колотили по палубе, будто по жестяной крыше.
— Погода — дрянь, — сообщил мне Малверн.
Я согласно кивнул. После двух стаканов бурбона комната стала родной и уютной: мебель из красного дерева (давным-давно я по какой-то блажи доставил ее с Земли), обветренное лицо Малверна, постоянно удивленная физиономия Дабиса между двумя тенями от спинок стульев, все это освещено крохотным ночником и видно как бы сквозь коричневое стекло, гадательно[2].
— Хорошо, что я здесь.
— А как оно в такую ночь там, внизу?
Я выпустил клуб дыма, представляя, как луч фонаря прорезает внутренности слегка подрагивающего черного алмаза. На мгновение я увидел молниеносный бросок случайно освещенной рыбы, мерное колыхание странных, наподобие папоротников, водорослей — сперва они в тени, потом вспыхивают яркой зеленью, исчезают… Думаю, именно так себя чувствует, если он способен что-то чувствовать, космический корабль, летящий между мирами, — и тишина, сверхъестественная, жуткая тишина, и спокойствие, будто во сне.
— Темно, — сказал я. — И уже на глубине в несколько метров волна почти не чувствуется.
— Отчаливаем через восемь часов, — заметил Майк.
— А через десять — двенадцать дней будем на месте, — добавил Малверн.
— Как вы думаете, что сейчас делает Ихти?
— Спит на дне морском с миссис Ихти — если у него, конечно, есть хоть капля мозгов.
— Нету. Я видел реконструкцию его скелета, сделанную АВИ по собранным на берегу костям.
— А кто ж ее не видел?
— Так он же будет больше сотни метров длиной. Верно, Карл?
Я согласился.
— А черепная коробка совсем крохотная, при такой-то туше.
— Он достаточно умен, чтобы не попадаться в наш холодильник.
Смешки — ведь кроме этой комнаты по-настоящему не существует ничего. Окружающий мир — это пустая палуба, по которой колотит дождь пополам со снегом. А мы сидим себе, развалясь, и выпускаем клубы дыма.
— Наша командирша не одобряет несанкционированную рыбную ловлю.
— Наша командирша может идти куда подальше.
— Чего она там тебе наговорила?
— Она сказала, что мое место — на дне, вместе с рыбьим дерьмом.
— Ты не управляешь Вагоном?
— Я наживляю.
— Посмотрим.
— Ничего другого я не делаю. Если ей потребуется оператор Вагона, она должна будет попросить, и очень вежливо.
— Думаешь, попросит?
— Думаю, попросит.
— А если она попросит, ты-то сумеешь?
— Резонный вопрос, — я выпустил клуб дыма. — Ответа на каковой я не знаю.
Я согласен акционировать свою душу и отдать сорок процентов выпущенных акций за ответ на этот вопрос. Я согласен отдать за этот ответ два года жизни. Только что-то мои соблазнительные предложения не встречают отклика у темных сил. Видимо, темные силы и сами не знают. Ну, скажем, нам повезет, и мы найдем Ихти. Более того, мы подцепим его на крючок. Ну и что? Если мы подтянем его к кораблю, выдержит ли Джин или сломается? Что, если она прочнее Дэйвитса, охотившегося на акул с пневматическим пистолетом и отравленными стрелами? Что, если она и вправду поймает Ихти, а Дэйвитс так и будет стоять рядом, словно пень?
Хуже того, если, скажем, она попросит Дэйвитса, а тот все равно будет стоять, словно тот самый пень, или, лучше сказать, как конек бздюловатый?
Это случилось, когда я приподнял Ихти выше уровня палубы и посмотрел на его тело, косо уходящее вдаль и вдали теряющееся из виду, словно зеленая горная гряда. А еще огромная голова. Маленькая для такой туши, но все равно огромная. Широкая, пупырчатая, и эти выпученные, лишенные век рулетки, крутившие свое красное-черное еще тогда, когда мои предки только собрались осваивать Новый Континент. И голова эта качалась — туда-сюда, туда-сюда…
Подсоединили новые баки с наркотиком. Ему требовалась еще одна доза, и побыстрее. Но меня парализовало.
Он издал звук, ну словно сам Господь ударил по клавишам синтезатора.
И посмотрел на меня!
Не знаю, так же видят его глаза, как наши, или нет. Сомневаюсь. Может, я представлялся серым расплывчатым пятном за черной скалой, а отраженное от пластика небо слепило их до боли. Но только они остановились на мне. Возможно, змея на самом деле не парализует кролика — может, это просто кролики трусливы по природе. Но только Ихти начал сопротивляться, а я смотрел на него как завороженный.
Завороженный этой мощью, этими глазами… Таким вот и нашли меня пятнадцать минут спустя. Голова моя и плечи оказались несколько покуроченными, а кнопка «инъекция» — ненажатой.
Я вижу эти глаза во сне. Я хочу еще раз взглянуть в них, даже если поиски продлятся до скончания века. Я должен узнать, есть ли во мне нечто, отличающее человека от кролика, от жестко заданного набора рефлексов и инстинктов, разваливающегося, стоит только дернуть за нужную веревочку.
Я посмотрел вниз и увидел, что руки мои трясутся. Я взглянул вверх и увидел, что никто этого не увидел.
Тогда я допил стакан и выбил трубку. Было уже поздно, и птички певчие своих не пели песен.
Я сидел, свесив ноги с кормы, и строгал деревяшку, щепки кувыркались в кильватерной струе. Три дня плавания. Никаких действий.
— Эй!
— Я?
— Да, ты.
Волосы — золото, зубы — жемчуг, глаза такого оттенка, которого и на свете не бывает.
— Привет.
— В правилах техники безопасности есть специальный пункт, запрещающий то, чем ты сейчас занимаешься.
— Знаю. Уже все утро на этот счет мучаюсь. Тонкий завиток забрался по моему ножу, улетел, приземлился в пену, покрутился, затем его утащило вглубь. Я смотрел на отражение девушки в лезвии и тайно наслаждался тем, как оно корежится.
— Измываешься?
2
Намеренное искажение, новозаветного текста: «…как бы сквозь тусклое стекло, гадательно». Первое послание к Коринфянам, гл. 13, ст. 12.