Следовательно, не ликованию время, а печали. И это печаль не одного или двух человек, но печаль народов и племен, печаль государств. Когда главы европейских стран объявляют государственный траур по поводу смерти какого-нибудь принца Бурбонского или Савойского, как же они забывают объявить траур по поводу насильственной смерти тысяч и тысяч человеческих существ, каждое из которых — принц в очах Божиих? Если бы европейские народы были воистину просвещенными, они установили бы государственный и народный траур по поводу любой войны в любой точке земного шара. Во имя сострадания закрывались бы рестораны, игорные дома и кинотеатры, запрещались бы все развлечения, пока проливается братская кровь. Как бы радовались небеса, если бы славяне первыми установили такой порядок!
Вы можете посмеяться моим словам. Знаю. И Пилат бы посмеялся. Но знаю, Христос смеяться бы не стал. А в отношении Вашего пророчества, что Европе обеспечен мир тем, что пламя войны вспыхнуло вдали от нее, будьте весьма осторожны. Не верьте ни себе, ни своему пророчеству. Ибо, когда разгорается пожар на одной стороне леса, разве ветер не может с легкостью перенести искру и на другой край?
Мир Вам и милость от Господа.
Письмо 23 воину Иоанну Н., обретшему веру Христову
Ты пишешь о чудесном случае, который приключился с тобой на войне. Кто-то перед началом битвы раздавал солдатам Евангелие. Маленькие, красиво оформленные книжечки. Взял ее и ты. И едко заметил: “Здесь требуются сталь и свинец, а не книги. Если сталь нас не спасет, то книги и подавно!”. Вот какое замечание ты сделал тогда, ибо до того дня ты веру Божию полагал за ничто. Ты смотрел на нее как на ветхую одежду, которую человечество с незапамятных времен влачит на себе без пользы.
Но все же ты взял книжечку и положил ее во внутренний карман с левой стороны. И что же случилось? Ты сам говоришь: чудо Божие, и я подтверждаю это. Вокруг тебя падали раненые; наконец, был повержен и ты. Попало в тебя стальное зерно. Ты схватился рукой за сердце, ожидая, что хлынет кровь. Позже, когда ты разделся, то нашел застрявшую в твердом переплете книжечки пулю: она метила прямо в сердце. Ты задрожал, как в лихорадке. Перст Божий! Святая книга спасла твою жизнь от смертоносного свинца. Тот день ты считаешь своим духовным рождением. С того дня ты стал бояться Бога и внимательно исследовать вероучение. Итак, вера Христова не ветхая одежда, и не напрасно несет ее человечество.
Господь милостью Своей открыл тебе глаза. Написано: “Бог праведных любит и грешных милует” [43]. Одни на войне погубили тело, а иные — душу. Первые потеряли меньше. А некоторые душу свою обрели, и они истинные победители. Были и такие, кто ушел на войну как волки, а вернулись как агнцы. Я знаю много таких. Это те, кто, как и ты, благодаря какому-то чудесному случаю ощутил, что невидимый Господь ступает рядом с ними. Как говорит славный псалмопевец: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся[44]. Читаешь ли ты Псалтирь?
Если ты, будучи неверующим, ощутил, как Всевышний входит в человеческую жизнь, как же это должны чувствовать верующие?
Мир тебе и радость от Господа!
Письмо 24 одной благочестивой семье, на вопрос: “Как воскрес Христос?”
Разве не довольно просто знать, что Он воскрес? Зачем мучить себя вопросом: как Он воскрес? Но поскольку, дорогие мои, об этом спрашивают ваши любовь и восхищение, а не сомнение, мне дорог ваш вопрос.
Подобно тому как в Азии солнце восходит вдруг и день сразу сменяет ночь; подобно тому как от прикосновения к выключателю в темной комнате мгновенно вспыхивает свет, подобно этому было и воскресение Господа. Неслышно и мгновенно.
Спрашиваете ли и теперь с любопытством: как? Думаю, так, как в начале сотворения мира явился свет во тьме. Непросвещенные люди думают: что за огромная фабрика должна обеспечивать мир светом? Что за огромные машины должны быть на этой фабрике? Сколько миллионов лошадиных и слоновьих сил требуется, чтобы приводить в действие эти машины? И сколько миллионов лет должны были они работать, чтобы наконец вспыхнул свет? Никакой фабрики, никаких машин, никаких миллионов и миллионов лет. Никакого усилия вообще. Одно только всесильное слово — явился свет и наполнил собой весь мир: И сказал Бог: да будет свет. И стал свет [45] . И не сказал слово, чтобы слышали его, но только помыслил. Ибо помысл Божий есть то же, что слово. И помыслил Бог: да будет свет; и стал свет. Неслышно и мгновенно.
Таким было и воскресение Христово. Так явился и новозаветный свет, осветивший разумным людям духовный мир. И подобно тому как физический вселенский свет открыл зрению физический мир, так свет воскресения Христова открыл всем разумным людям духовный мир, отечество бессмертных Ангелов. Потому физический свет не ярче духовного; и тот, и другой явились неслышно и мгновенно по всемогущей воле Творца, по неизреченной милости и любви Его.
Вы слышали о том, с какой удивительной легкостью и быстротой талантливые люди создают свои гениальные произведения. Как же тогда Податель всех даров, Творец всех гениев! Разве вы не читали, с какой быстротой и легкостью Господь воскресил дочь Иаира [46] и сына наинской вдовы [47]? А Лазаря в Вифании [48]? Сказал слово и — свершилось! Ибо у Бога все возможно: и что скажет, и что помыслит. Так же Христос и Себя воскресил. Даже легче и скорее. И без слова.
А теперь я вас прошу, дорогие дети, если знаете, что Господь воскрес, больше беспокойтесь о том, как вам удостоиться воскресения. Того, чтобы Он воскресил вас.
Ибо Он воскрес ради вас, чтобы свидетельствовать Собой ваше воскресение, ваше подобие Ему в славе и красоте вечной.
Итак, поклонитесь воскресшему Господу и воспойте Ему песнь утреннюю:
Воскресение Твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небесех,
И нас на земли сподоби
Чистым сердцем Тебе славити! [49]
Письмо 25 русскому ветерану, оплакивающему свою распятую родину
Утешься, братик дорогой. Христос воскресе! И мы с тобой плачем, утешься. Все мы, православные, плачем над Святой Христовой Русью. На первом месте православные славяне. И не только славяне, все православные. Два года назад сербские паломники были на пасхальной литургии в Назарете. Служил священник-араб; после службы он произнес проповедь. Он говорил о Христовом воскресении и о страданиях русского народа. Плакали арабы, плакали сербы. В конце проповеди, вытирая слезы, священник воскликнул: “Но мы, арабы, твердо верим, что мы еще будем свидетелями воскресения Христова через Россию!”. И возникло чудесное зрелище: весь народ сквозь слезы воскликнул: “Аминь! Аминь! Аминь!”.
Утешься, братик дорогой. Христос воскресе! Не спрашивай, за что Господь испытывает Россию, ибо написано: Господь, кого любит, того наказывает [50]. И бьет. Именно так написано, что милостивый Бог бьет того, кого любит. Бьет в царстве земном, чтобы прославить в Царстве Небесном. Бьет, чтобы не прилепился к тленности земной, к мирским кумирам, к обманчивым идолам человеческой ловкости и богатства, к преходящим теням и нездоровым соблазнам.
Без великих гонений Православие не пронесло бы истину Христову через все пропасти и века и не преодолело бы столь долгий путь, исполненный препятствий, не сохранило бы чистоту истины и святость. Без страданий оно не сохранило бы своей чистоты и ста лет. За девятнадцать веков существования Православия не прошло ни одного столетия без его гонений, без бичевания, без рабства, огня, страха и ужаса. Другим религиям это непонятно. Еретики этого не принимают. Ни один народ, избравший идеалом счастья земное царство, не понимает и не принимает того, что сейчас происходит в православной России. Это понятно лишь прозорливым, созерцающим вечное и бессмертное Царство Христово как реальность. Но и прозорливость — дочь страданий.
43
Ср.: молитва, читаемая на часах: “Иже на всякое время, и на всякий час <…>, Иже праведныя любяй, и грешныя милуяй…”.— Ред.