Двенадцатого октября в шесть часов вечера, после длительного и весьма нелегкого, из-за жары, перехода, Том Марикс разбил лагерь на берегу реки Финк, неподалеку от горы Даниел, вершина которой вырисовывалась на западе.
Нынешние географы сходятся во мнении относительно того, что река Финк, которую аборигены называют Ларра-Ларра, является главной водной артерией Центральной Австралии. Как раз на эту тему и завел разговор Том Марикс, когда караван остановился на ночлег.
— Нужно было выяснить, стекают ли воды Финка в обширное озеро Эйр, которое мы обогнули вскоре после того, как вышли из Фарайнатауна. Именно поиском ответа на этот вопрос занимался исследователь Дэвид Линдсей в конце 1885 года. Добравшись до станции Пик, он двинулся вдоль реки и дошел до места, к северо-востоку от Далхузи, где она теряется в песках. И все же Линдсей склонялся к мысли, что в сезон дождей река впадает в озеро Эйр.
— А какова протяженность реки? — поинтересовалась миссис Бреникен.
— Думаю, не менее девятисот миль,— ответил Том Марикс.
— И как долго мы будем идти вдоль нее? — спросила Джейн.
— Всего лишь несколько дней, река-то ведь здорово петляет и в конце концов течет на запад через горную гряду Джемс.
— Я знаком с этим Дэвидом Линдсеем, о котором вы говорите,— вступил в разговор Лен Баркер.
— Вы с ним знакомы?… — переспросил Зак Френ с некоторым недоверием.
— А что тут удивительного? Мы познакомились на станции Далхузи. Он держал путь к западной границе Квинсленда, а я был в этой провинции по делам одной брисбенской фирмы.
— Действительно, его маршрут пролегал через эти места, — снова заговорил Том Марикс.— Далее, достигнув Алис-Спрингс и обогнув хребет Макдоннелл, он довольно подробно обследовал реку Херберт и затем поднялся к заливу Карпентария, где и закончил свое второе путешествие с юга на север Австралийского материка.
— Добавлю, что Дэвида Линдсея сопровождал немецкий ботаник Дитрих,— сказал Лен Баркер.— В качестве транспорта они использовали исключительно верблюдов. Кажется, вы, Долли, в Алис-Спрингс тоже намерены взять этих животных? Я уверен, экспедиция добьется успеха, как добился его Дэвид Линдсей…
— Да, Лен, мы добьемся успеха! — сказала миссис Бреникен.
— Никто в этом и не сомневается! — добавил Зак Френ.
Так выяснилось, что Лен Баркер встретился с Дэвидом Линдсеем при известных уже обстоятельствах,— это, кстати, подтвердила и Джейн. Но вот если бы Долли спросила, по делам какой фирмы он ездил, ему, возможно, было бы трудно ей ответить.
В те несколько часов, которые наши путешественники провели на берегу реки Финк, до них окольными путями дошли сведения об англичанине Джосе Меритте и его слуге китайце Чжин Ци. Оба путешественника все еще опережали экспедицию этапов на двенадцать, но, двигаясь по тому же маршруту, караван с каждым днем все больше и больше догонял знаменитого коллекционера шляп. Как стало известно от аборигенов, пятью днями ранее Джос Меритт со своим слугой остановился в расположенном в миле от станции селении Килна, насчитывающем несколько сот черных жителей — мужчин, женщин и детей,— обитающих в бесформенных шалашах из древесной коры. Такой шалаш австралийцы называют «виллум», и стоит обратить внимание на удивительное сходство этого слова из языка коренного населения Австралии со словами «виль», «виллаж»[258] и тому подобными, из языков, происшедших от латыни.
Среди аборигенов попадались весьма примечательные типы. Высокие, атлетически сложенные, крепкие, ловкие и выносливые, они заслуживают более подробного описания. У большинства из них — характерный для диких народов прогнатизм, выступающее надбровье, волнистые, если даже не курчавые, волосы, узкий, скрытый завитками лоб, приплюснутый нос с широкими ноздрями, огромный рот с крепкими, точно у хищных зверей, зубами. Таких уродств, как большие животы и тонкие конечности, у тех представителей местного населения, о которых идет речь, замечено не было, что является довольно редким исключением для австралийских негров.
Откуда были выходцами коренные австралийцы? Существовал ли некогда, как утверждают многие ученые мужи, материк в Тихом океане, от которого остались лишь вершины, рассеянные в виде островов на поверхности этого обширного водного бассейна? Не являются ли аборигены потомками людей тех многочисленных рас, что населяли предполагаемый материк в отдаленную эпоху?
Подобные теории, вероятно, останутся существовать в виде гипотез. Однако если принять такое объяснение, придется признать, что местное население странным образом выродилось как в духовном, так и в физическом отношениях. У австралийца дикие нравы и вкусы, своим неискоренимым пристрастием к каннибализму (явление, кстати, достаточно распространенное в этих местах) он стоит на низшей, весьма близкой к хищным животным, ступени человеческого развития. Создается впечатление, что в стране, где нет ни львов, ни тигров, ни пантер, каннибалы заменяют их по части людоедства.
Не возделывающий земли, едва прикрывающий наготу какой-нибудь тряпкой, не знающий самых простых предметов домашней утвари, имеющий лишь примитивные орудия — копье с твердым наконечником, каменный топор, «нолла-нолла» (нечто вроде дубинки из очень твердого дерева) и знаменитый бумеранг[259], — австралийский черный, повторяю, есть дикарь в полном смысле этого слова.
Такому существу природа даровала подходящую женщину («лубра»), достаточно сильную, чтобы справляться с тяготами кочевой жизни, выполнять самую тяжелую работу, таскать на себе малолетних детей и лагерное имущество. Эти несчастные существа к двадцати пяти годам делаются старухами, притом старухами безобразными, жующими листья питчери, что придает им сил во время бесконечных переходов, а порой помогает переносить голод.
Так вот — поверите ли? — те австралийки, которые общаются с европейскими колонистами и бывают у них в поселках, начинают следовать европейской моде! Да, именно так! Им становятся нужны платья, притом со шлейфом! У них появляется нужда в шляпах, да еще с перьями! Даже мужчины небезразличны к выбору головных уборов для себя и ради удовлетворения своих вкусов истощают запасы перекупщиков.
Вне всякого сомнения, Джосу Меритту было известно об удивительном путешествии, предпринятом в Австралию Карлом Лумхольцем. И мог ли он не запомнить нижеследующий фрагмент из записок отважного норвежского исследователя, более года прожившего среди диких каннибалов на северо-востоке материка?
«На полдороге я повстречал двух моих аборигенов… Выглядели они превосходно: один красовался в рубашке, другой надел на себя женскую шляпу. Эта одежда, очень ценимая австралийскими неграми, переходит от одного племени к другому, от более цивилизованных аборигенов, живущих по соседству с поселенцами, к тем, кто никогда не общался с белыми людьми. Многие из моих мужчин (аборигенов) брали друг у друга шляпу на время; они словно гордились тем, что поочередно носили этот головной убор. Однажды шедший впереди меня абориген, in puris naturalibus[260], вспотевший под тяжестью моего ружья, выглядел поистине забавно в женской шляпе, надетой набекрень. В скольких, должно быть, перипетиях побывала эта шляпа за время своего долгого путешествия из стран белых людей в дикие земли Австралии!»
Вот что знал Джос Меритт, и, может быть, оказавшись в каком-нибудь племени на севере или северо-западе континента, он увидит на голове вождя эту редкостную шляпу, ради которой ему однажды уже пришлось рисковать жизнью у австралийских антропофагов? Следует, впрочем, отметить, что как удача не улыбнулась нашему коллекционеру у аборигенов Квинсленда, так, похоже, она не ждала его и в Килне; если бы было иначе, отважное путешествие Меритта в центральноавстралийские пустыни потеряло бы всякий смысл.
Тринадцатого октября на восходе солнца Том Марикс дал сигнал отправляться в путь. Караван начал движение в своем обычном походном порядке. Долли искренне радовалась тому, что рядом с ней находилась Джейн; для обеих эта встреча стала большим утешением. Коляска, в которой ехали кузины и в которой они могли уединиться, позволяла им свободно разговаривать друг с другом.