На шиноби красовался протектор Конохи, а сам он был облачён в зелёный жилет. Человек был огромным, но до меня только потом дошло, что это я маленькая. Вскоре появились и остальные. Что они тут делали — без понятия. С трудом встав и зажав рану на животе, я поковыляла шатающейся походкой к родителям. Мне, в конце концов, пять лет, и будет странно, если я как ни в чём не бывало просто встану и уйду, наплевав, что рядом лежат тела погибших мамы и папы.
Тело было почти неуправляемым, и нужно было приложить немало усилий, чтобы дойти, несмотря на то, что они были в паре метров от меня. Я пыталась двинуть правой ногой, но выходило левой. Привыкла делать широкий шаг взрослого человека, но до него не дотягивались ноги.
Еле добравшись до родителей, я начала поочерёдно немного их трясти, делая вид, что хочу привести в сознание. Конечно, не нужно быть врачом, чтобы понять, что они уже мертвы, но знать ли это ребёнку?
— 母親…お父さん…[1] — тихо, осипшим голосом пробормотала я на их языке.
Шиноби не выдержали и начали оттаскивать меня с фразами, которые не были мне ясными, — мой мозг не мог так быстро их перевести. Но неожиданно резкая боль от колотого ранения вернулась, и я вновь потеряла сознание.
***
Очнулась уже в больнице. Чувствовалось уже получше, хоть и живот ещё побаливал. Я смотрела в белый потолок, вдыхала запах медикаментов, а в голове крутилась лишь одна фраза: «Это действительно со мной произошло? Это не сон?»
Рикудо говорил, что Наруто и Саске погибнут; а потом и весь мир, как я поняла, погрузится в Вечное Цукиёми. Получается, Наруто и Саске кто-то убьёт, а это значит, если я буду по силе равна главным героям, то спасти их у меня не удастся. Из этого вытекает лишь один логичный вывод — я должна стать сильней их. Иначе от меня не будет никакого толка.
«Жалею ли я вообще сейчас о своём выборе?» — промелькнуло у меня в голове, и я решила отрефлексировать эту мысль. Ведь выбор сделан и пути назад нет.
На данный момент у меня нет никаких эмоций на этот счёт, но возможно когда спящие эмоции и чувства вернутся, то я могу начать сожалеть… или же радоваться.
Хоть у меня и сейчас апатия, это не значит, что я буду лежать на кровати целыми днями и смотреть в потолок. Даже если ничего не хочется, с самого детства меня воспитывали из понятия долга. Мне всегда твердили, что не важно чего я хочу и чего не хочу, есть такое слово как «Должна», и оно превыше всего. Это всегда помогало ответственно подходить ко всей работе без исключения, даже если я её не любила.
Единственное, что было выше «Долга», — это мои жизненные принципы.
«Если я стану шиноби, то мне придётся убивать?» — подумала я, вспомнив о принципах. Я словно задала риторический вопрос, но не хотела на него отвечать. Меня воспитывали религиозные люди, и хоть я считаю себя атеистом, всё равно волей-неволей переняла то, что человеческая жизнь бесценна. Именно поэтому, любое убийство — это недопустимо. Единственное, что выше принципа бесценности человеческой жизни — это близкие люди. Для меня жизнь близких всегда превыше жизней всех остальных.
Повернув голову направо, я посмотрела в открытое окно, из которого падал яркий луч солнца. Далеко за деревьями и домами я увидела огромную скалу, на которой были высечены четыре каменных лика. Они были такими большими, что я даже не могла представить, сколько времени ушло на их создание.
Интересно, мне просто повезло оказаться в окрестностях Конохи или это работа Мудреца Шести Путей?
Осмотрев типичную палату больницы, я увидела вещи, сложенные на тумбочке, — кажется, это мои. В палате было несколько кроватей, загороженных неширокими ширмами, я лежала у первой с окна. Походив и осмотревшись ещё раз по сторонам, я увидела зеркало и решила поглазеть на себя, так как память о том, как я выгляжу, была стёрта.
Но сделать этого я не успела, так как внезапно в палату вошёл доктор. Я легла обратно в кровать, и светловолосая женщина лет тридцати пяти, одетая в бежевый костюм, подошла ко мне.
— こんにちは、私の名前はヨッシーです。気分はどうですか[2]? — спросила она, очень внимательно глядя на меня, а я старалась вспомнить, как это переводится. Поняв, что она спрашивает о моём самочувствии, я, с трудом подобрав слова, ответила:
— Нормально, Иоши-сан, а где мои мама и папа[3]? — протянула я с неудачной попыткой изобразить эмоции. Она что-то написала и подняла на меня свои глубокие серые глаза.