Менее известные печатные органы имелись почти у всех союзов и обществ. Изданий было множество самых разных, как, например: популярный еженедельник «Иллюстрированная Россия» (1924-1939, Париж), «Евразийская хроника» (1925-1937), «Еврейская трибуна» (1920-1924), «Военная быль», «Морские записки», «Казачий путь», «Музыка», «Театр и жизнь», «Русский экономист» (многие органы печати будут названы при описании политических организаций). Русский архив в Праге зафиксировал до 1932 г. не менее 1005 названий присылавшихся туда эмигрантских журналов (и это не считая газет)[66]. В одном из более поздних каталогов русской эмигрантской периодики с 1917 по 1979 гг. охвачено 1639 названий (с еще большими пробелами)[67].
При огромном рассеянии эмиграции в чужом міре – печать была единственным связующим средством и, при отсутствии парламента, правительственных учреждений и т.п. – единственным местом выяснения позиций. Авторы полемизировали друг с другом по самым разным поводам. Особенно этим отличались «Последние новости», которые, как пишет современник, «мастерски раздували в событие малейшее политическое недоразумение в эмигрантской среде», уличая «Возрождение» в преданности «безплодной метафизике»[68].
Обилие этих споров вводит в заблуждение многих исследователей эмиграции, смешивающих политические и міровоззренческие критерии и необоснованно относящих к «правым» всех, кто выступал против большевиков, не будучи правыми в традиционном міровоззренческом смысле (например, правых кадетов, группы Савинкова, Бурцева). Однако политические причины разногласий по отношению к советской России, проявившиеся уже в ходе гражданской войны, тогда были столь важны, что оказались сильнее міровоззренческой общности – они-то и привели к внутрипартийным расколам «февралистов» (все это хорошо показано в работах Х. фон Римши) и образованию новых блоков.
Монархисты, а также «правые демократы»: кадеты, народные социалисты (Нессельроде, Бланк, Титов), группа социалиста В. Бурцева (газета «Общее дело», Париж) и группа бывшего эсера-террориста Савинкова («За свободу», Варшава) оправдывали вооруженную борьбу белых армий и участвовали в ней. Левые же эсеры (Зензинов, Минор, Лебедев) уже в 1919 г. заявили, что «поддержка Колчака – преступление против России»; что большевизм должен быть изжит путем внутренней эволюции, которой и нужно содействовать.
После падения Крыма раскол по этому вопросу прошел и через кадетскую партию: правые кадеты в Берлине (Набоков, Гессен – «Руль») продолжали надеяться на интервенцию; левые кадеты в Париже (Винавер, Милюков – «Последние новости») выступили против, присоединившись к эсерам и считая, что антикоммунистические действия лишь «льют воду на мельницу большевиков» - дают им оправдание для террора. На эту позицию стали и народные социалисты. Именно с этих пор обретает контуры леволиберальный фланг эмиграции, лидеры которого (эсер Керенский и кадет Милюков) в годы гражданской войны никак себя не проявили – но после ее окончания объединили усилия по созданию эмигрантского представительства на основе членов бывшего Учредительного собрания (где у эсеров было большинство), а не на основе членов Думы и Государственного Совета (как хотели правые кадеты).
Нэп еще более усилил расхождения. Созданное в 1924 г. под руководством Милюкова из левых кадетов и правых социалистов леволиберальное Республиканско-Демократическое Объединение заявило, что большевики неизбежно эволюционируют к демократии и эмиграция не должна этому мешать излишним антикоммунизмом. (РДО выпускало журнал «Свободная Россия», из других его деятелей стоит назвать С.Н. Прокоповича и Е.Д. Кускову). Правокадетский же «Руль» в Берлине сами большевики считали одним из своих главных врагов в эмиграции.
Порою противники решительных действий против большевиков объясняли свою позицию патриотизмом, недоверием к «империалистической политике Антанты» - это можно было слышать и от социалистов, которые, не участвуя в белых правительствах, вместе с ними выступали против расчленения России в гражданской войне. Съезд членов Учредительного собрания (1921 г.) также выразил аналогичный протест (хотя и оставил открытым вопрос о границах будущей России). В сущности, в национальном вопросе почти вся эмиграция была едина, считая, что любые договоры лимитрофов с большевиками незаконны, что состав и границы будущего Российского государства вправе определить только его будущий свободный парламент; эсеры даже восклицали, что будущая окрепшая Россия еще припомнит полякам то, как они «братской рукой» вонзили ей нож в спину[69]. (Впрочем, в гражданской войне эгоистично вели себя все новообразованные государства, поощряемые Антантой: Литва, Латвия, Эстония, Финляндия – но в Польше к этому добавились и преследования православия. Своего рода возмездием за это для них позже стал сам большевизм, против которого они не пожелали бороться вместе с русскими Белыми армиями, даже с теми, которые были готовы признать независимость лимитрофов…».
66
Volkmann Н.-Е. Die russische Emigration in Deutschland 1919-1929. Würzburg. 1966. S. 121-126. Tabellen I, II.
67
L'Émigration russe en Europe. Catalogue collectif des périodiques en langue russe. 1855-1940. Paris. 1976; 1940-1979. Paris. 1981. См. также: Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж. 1984; Гуль Р. О книге Глеба Струве // Гуль Р. Одвуконь. Нью-Йорк. 1982. С. 51-58.