Выбрать главу

Но если коновской "теории" не соответствует одни ряд фактов, Ганс Кон всегда может возразить, что ей вполне соответствует другой их ряд. Прежде всего профессор указывает на определенные общие черты у представителей каждой нации, выражая эту общность в понятиях "английский дух", "немецкий дух", "русский дух" и т. п. Изучению каждого такого "духа" в отдельности он посвящает все свои конкретно-исторические труды, в результате этого "изучения" он и открыл такие категории, как "западный" и "восточный" национализм.

Наличия определенного единства внутри каждой нации, действительно, не будет отрицать ни один историк. Нация — это сложившаяся в эпоху развития буржуазных связей общность людей, общность не только "духовная", но и экономическая, территориальная, языковая. Но какие глубочайшие противоречия раздирают это единство, какие антагонизмы зреют под покровом этой общности! Пролетарий и капиталист, рабочий класс и буржуазия живут в одной и той же стране, говорят на одном и том же языке, имеют общие черты национального характера, в конституциях за ними формально записаны одинаковые права. Но одинаково ли они живут, находятся ли в равных условиях в рамках одного и того же восхваляемого профессором режима "законной свободы"? Равные ли возможности и условия имеют они для отдыха и труда? Одинаковые ли доходы получают, имеют ли они равную политическую власть? Кто подготавливал и начинал захватнические империалистические войны — пролетарии или буржуа? И кто погибал на полях сражений, а кто наживался на войне? И разве не в "колыбели" коновского национализма, не на почве доброй старой Англии возникло представление о том, что пролетариат и капиталисты представляют "две нации" в одной нации, разве не было подтверждено и проверено это представление историей всех буржуазных наций, будь то "либеральный" Запад, или "тоталитарный" Восток?

Кон ссылается на то, что в новой истории — как это было в эпоху Французской буржуазной революции, Отечественной войны русского народа 1812 г. и т. п. — нации зачастую выступали как единое целое. Но истины ради стоит сказать, что и в этих событиях внешнеполитические, межнациональные противоречия носили классовую подоплеку, что национально-освободительная борьба лишь временно отодвигала на второй план зреющий в недрах общества классовый антагонизм.

Вся французская буржуазная нация, не считая кучки свергнутых аристократов, сплотилась осенью 1792 г. против реакционно-монархических государств полуфеодальной Европы. Но разве одинаковую роль сыграли в организации отпора интервентам жирондисты и монтаньяры, народные массы и крупные буржуа? И разве та же Франция не была и в ходе революционной войны, и на протяжении всей своей дальнейшей истории ареной непрекращающейся классовой борьбы? Разве здесь не было схваток за власть между различными слоями буржуазии в 90-е годы XVIII в., заговора Бабефа, восстаний 1830, 1848, 1871 гг.?

В начале XIX в. народы европейских государств, России в том числе, вели освободительную национальную борьбу против захватнических стремлений французской крупной буржуазии. Но разве в 1812 г. одинаково воевали помещики и крестьяне? Разве первые даровали вторым землю и волю по случаю достигнутого "национального единства"? Разве русский крестьянин отказался после 1812 г. от борьбы и разве в России не было революционных ситуаций 60—70-х годов, революций 1905–1907 и 1917 гг.?

Народы Англии, Франции, США в годы второй мировой войны боролись за разгром гитлеровской коалиции. Но разве не политика господствующих реакционных классов этих же стран позволила гитлеровцам развязать войну? Разве не затрудняла та же политика ведение освободительной борьбы? И разве не в результате политики тех же самых реакционных сил возрождается теперь снова в центре Европы германский милитаризм?

Даже в те моменты, когда нации сплачиваются в справедливой освободительной войне, между антагонистическими классами данной страны сохраняются острые противоречия. А сколько знает история войн несправедливых, захватнических, в которых господствующие классы маскировали свои корыстные интересы под национальный интерес. "Высший героический подъем, на который еще способно было старое общество, это — национальная война, и она оказывается теперь чистейшим мошенничеством правительства; единственной целью этого мошенничества оказывается — отодвинуть на более позднее время классовую борьбу, и когда классовая борьба вспыхивает пламенем гражданской войны, мошенничество разлетается в прах"[21],— писал Маркс по поводу союза Бисмарка с палачом Тьером, избивавшим восставший парижский пролетариат.

вернуться

21

К. Маркс, Ф. Энгельс. Избр. произв., т. I, М., 1955, стр. 498.