Патриция Хайсмит
Мистер Рипли под водой
Всем, кто погиб и погибнет в борьбе против угнетателей, будь то палестинец, или курд, или уроженец какой-то другой земли, изнемогающей под игом оккупации, всем, кто бесстрашно поднимает голову, рискуя получить пулю в лоб, посвящается
Patricia Highsmith Ripley Under Water First published in 1991 Copyright © 1993 by Diogenes Verlag AG, Zürich All rights reserved
Перевод с английского Елены Скляренко
© Е. Н. Скляренко, перевод, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024 Издательство Азбука®
Стоя у барной стойки в небольшом, но уютном баре Жоржа и Мари, Том неторопливо отхлебнул эспрессо из почти полной чашки. Он уже расплатился с барменом, и карман его пиджака оттопыривали две пачки «Мальборо», купленные для Элоизы. Том лениво следил за происходящим на экране игрового автомата. Игрок-мотоциклист мчался вперед, причем иллюзия скорости возникала из-за движущегося штакетника по обеим сторонам дороги. Игрок манипулировал рулевым колесом, заставляя мотоцикл то внезапно вилять в сторону, обгоняя попутный автомобиль, то, как лошадь, подскакивать вверх, перепрыгивая через невесть откуда взявшееся заграждение. Если мотоциклист не успеет преодолеть препятствие, последует бесшумный удар, на экране появится черная с золотом звезда, символизирующая аварию, и мотоциклисту придет конец, как, разумеется, и всей игре. Том часто наблюдал за игрой (этот автомат был самым удачным приобретением хозяев), однако сам ни разу не сыграл в нее. Странно, но у него никогда не возникало такого желания.
– Non-non![1] – Вскрик Мари из-за стойки в ответ на чью-то реплику, наверняка о политике, нарушил монотонное жужжание голосов. Хозяева придерживались левых взглядов, несмотря ни на какие политические потрясения. – Ecoutez, Mitterrand…[2]
Наплыв посетителей североафриканского происхождения вряд ли пришелся Жоржу и Мари по душе, подумал Том.
– Эй, Мари! Deux pastis![3] – зычно проревел толстый Жорж, снуя в белом, не очень свежем, фартуке поверх штанов и рубахи между столиками, где люди болтали, пили, жевали картофельные чипсы и сваренные вкрутую яйца.
Из музыкального автомата раздавались звуки старой доброй «Ча-ча-ча».
На экране вспыхнула черная с золотом звезда. Зрители испустили сочувственный стон. Мертв. Все кончено! Экран беззвучно замигал, посылая миру навязчивое сообщение: «Опустите монеты, опустите монеты, опустите монеты». Рабочий в синих джинсах, пошарив в карманах, смиренно опустил в автомат несколько монет, и игра началась заново: мотоциклист, свежий как огурчик и готовый ко всему, полетел вперед, ловко увернулся от бочки, появившейся у него на пути, и легко взял первый барьер. Игрок за пультом был полон решимости в этот раз пройти игру до конца.
Том рассеянно думал об Элоизе, о ее предстоящем путешествии в Марокко. Она собиралась посмотреть Танжер, Касабланку, может быть, Марракеш. И Том согласился ее сопровождать. В конце концов, это путешествие было не из тех ее авантюрных проектов, которые требовали многочисленных прививок от всяких экзотических напастей, а ему, как мужу, следовало хоть изредка участвовать в ее увеселениях. Элоиза загоралась очередной блестящей идеей раза два-три в год, но, к счастью, далеко не все они воплощались в жизнь. Откровенно говоря, Тому не хотелось никуда ехать. Август только начался, Марокко наверняка изнывает от жары, а его пионы и георгины в это время года особенно хороши – он с большим удовольствием среза́л несколько цветков для гостиной каждое утро. Том обожал свой сад и с симпатией относился к рабочему Анри, добродушному великану, который помогал ему, когда требовалась пара сильных рук, хотя и не годился для более тонкой работы.
К тому же Тома тревожила «эта странная парочка», как он окрестил их про себя. Он не знал, были ли они на самом деле женаты, да это его не очень-то и интересовало. Но его преследовало ощущение, что они прячутся поблизости и следят за ним. Возможно, они были всего лишь безобидными чудиками, но кто может за это поручиться? В первый раз Том заметил этих двоих около месяца назад в Фонтенбло, где они с Элоизой собирались купить какую-то мелочь: мужчина и женщина, по виду типичные американцы, лет тридцати пяти, шли навстречу, и Том наткнулся на взгляд, значение которого ему было слишком хорошо известно. Это был взгляд человека, который знал, кто он такой, возможно, даже знал его имя – Том Рипли. Том замечал такие взгляды и раньше, обычно в аэропортах, но это и в прежние дни бывало довольно редко, а в последнее время не случалось вовсе. Конечно, причиной могла бы послужить его фотография в газете, но о нем не писали уже много лет – в этом он был совершенно уверен. В последний раз пресса интересовалась им в связи с делом Мёрчисона, чья кровь оставила на полу его погреба несмываемое пятно, которое приходилось называть винным, если кто-то любопытствовал о его происхождении. Вообще-то, это не было полной ложью, напомнил себе Том, потому что Мёрчисон дал дуба от удара по голове винной бутылкой. Бутылкой «Шато Марго», которую держал в руках он, Том.