Вольфганг вошел и протянул Мартини конверт с исписанным листом.
— Иди к своему отцу, Амадео, и жди нашего решения.
Томительные минуты провел Леопольд Моцарт в ожидании этого решения. Ни беспечность сына, ни его уверения, что задача была легкая, не могли успокоить старого капельмейстера. Он понимал, что решается судьба его сына.
Зазвенел колокольчик, и, едва понимая, что происходит вокруг него, Леопольд вместе с сыном вошел в залу.
Лица присутствующих повернулись в сторону вошедших.
Падре Мартини встал и подошел к Вольфгангу:
— Синьорино Амадео! То, что ты сделал втечение получаса, не мог бы сделать ни один из нас, ученейших и знаменитейших музыкантов, в течение 6 часов. Ты превзошел всех нас, и мы склоняем наши головы перед твоим гением. Ты достоин войти в нашу ученую коллегию. Приветствуем тебя, член Болонской академии!
Потрясенный Леопольд, не помня себя от радости, бросился на шею своего сына и стал его целовать, обливаясь слезами.
— Воферль, Воферль, мой любимый Воферль, а в Вене говорили, что мы шарлатаны!..
Слава о новом члене академии разнеслась по всей Италии. Миланская опера, писать для которой считали за честь лучшие музыканты, заказала Моцарту оперу. Папа римский пригласил Вольфганга в Рим, чтобы послушать его.
Моцарт четырнадцати лет.
И когда, сидя в возке, отец и сын подъезжали к воротам вечного города,[1] Леопольд тихо поучал мальчика:
— Италия — это обетованная страна для музыкантов. Нет и не может быть музыканта, если его не признает Италия… Тебе еще предстоит поработать, мой славный мальчик.
— Папа, а мы попадем в Ватикан? Я хочу услышать знаменитое церковное сочинение Аллегри. Говорят, что ноты этого сочинения хранятся у самого папы, и никто, ни один человек не имеет права списать их… Я должен услышать эту музыку! Она должна меня многому научить…
— Непременно услышишь, Воферль! Мы попадем в Рим как-раз в праздник, когда в Ватикане исполняют ее.
Публика стекалась в Ватикан, где должно было исполняться духовное сочинение Аллегри, играемое только один раз в год. Римский папа ревниво оберегал это музыкальное произведение, и строгая кара ждала того, кто перепишет эти ноты или даже покажет их постороннему. Среди слушателей были, конечно, Моцарт с сыном.
Напряженно слушал Вольфганг это замечательное произведение, и ночью, когда отец спокойно спал, мальчик что-то прилежно записывал в свою нотную тетрадь.
На утро, перед тем как уйти, Вольфганг протянул отцу свою запись и, хитро усмехаясь, сказал:
— Отец, этот подарок мы пошлем нашей Наннерль… Она будет первым человеком после папы, имеющим ноты Аллегри.
Взглянув на ноты, отец присел. Перед ним была точная, нота в ноту, запись слышанного вчера сложного многоголосного произведения композитора Аллегри.
— Это не может быть, это не может быть… — растерянно шептал старик.
Не понимая, что он делает, и не думая о последствиях, Леопольд схватил ноты и быстро выбежал на улицу, увлекая за собой и сына. Через полчаса он был уже в Ватикане у своего приятеля, певчего капеллы, Кристофори.
— Скажите, Кристофори, верно ли все это? Не чудо ли это?
И когда Вольфганг сыграл перед Кристофори то произведение, в котором певчий вчера сам участвовал, Кристофори чуть не упал со стула.
— Об этом надо доложить папе! — пробормотал он.
И неизвестно, что скрывалось под этими словами: угроза или ожидание награды.
Когда Вольфганг вскоре после этого выступил перед римским папой, повторил перед ним музыку Аллегри и сыграл свои собственные импровизации, папа сказал своим кардиналам:
— Не наказать, а наградить мы должны этот талант!
И он пожаловал Вольфгангу орден рыцаря золотой шпоры, высшую награду, которую до него получил лишь знаменитый композитор Глюк.
С красной ленточкой и с орденом, болтающимся на груди, предстал юный Моцарт в Неаполе на концерте пред учениками консерватории. Необыкновенная для того времени техника, необычайная мелодичность и звучность игры Моцарта привели неаполитанцев в неописуемое изумление. Слушателям была непонятна эта сила в мальчугане. И когда один из них заметил на пальце играющего музыканта большое кольцо, суеверный неаполитанец решил, что вся сила Моцарта — в этом кольце.
— Долой кольцо! — заревел он на всю залу.
— Долой кольцо! Долой кольцо! — в исступлении поддержали его остальные.
Моцарт спокойно снял «талисман» и продолжал играть как ни в чем не бывало. Восторгу слушателей не было предела, они вынесли мальчика из зала на руках…