— Вы были здесь?
— Я не двигался с места.
— Ну и что же?
— Я ничего не заметил.
— Он способен потребовать, чтобы обыскали пассажиров и каюты.
Барбарен, разглагольствуя среди группы офицеров, как раз это и предложил:
— Остается всех нас обыскать! Что до меня, то я согласен немедленно вывернуть свои карманы. Я вышел из бара после Лашо, дошел до фальшборта и вернулся сюда почти одновременно с ним.
— Конечно! Пусть нас обыщут, — поддержал его капитан колониальной пехоты.
Никто не решался идти спать, боясь, как бы это не расценили как признак виновности. На палубе второго класса по-прежнему танцевали. За спущенными шторами освещенного салона мелькали тени.
Пришел капитан. На нем был форменный сюртук, который он надел еще к ужину. Уже издали он пытался понять, что происходит.
Помощник хотел пойти ему навстречу, но Лашо остановил его:
— Одну минутку! Я хочу сам объяснить, в чем дело…
Он сделал это так же грубо, как и в первый раз.
— У нас на борту вор, и его необходимо обнаружить, — закончил он. — Вы здесь главный после Господа Бога. Вы и должны принять необходимые меры, пока я не подам жалобу в Бордо…
В сущности, эта история принесла ему облегчение. Как будто внезапно открылся какой-то клапан, и это позволило ему излить свою желчь. Отныне для него не существовали ни пассажиры, ни колонисты, ни плантаторы, ни чиновники, ни офицеры или служащие факторий: существовали только люди, на которых могло пасть подозрение.
Барбарен, ужинавший за столом капитана, позволил себе вмешаться:
— Эти господа и я с общего согласия просим, чтобы нас немедленно обыскали. После исчезновения бумажника мы не покидали палубы и, следовательно, ничего не могли отсюда унести.
Капитан и глазом не моргнул. Он держался со своим обычным достоинством, но его уверенность была только внешней.
— Я не могу мешать вам доказать вашу невиновность… — наконец сказал он, сначала посмотрев на своего помощника, потом на Донадьё, как бы желая заручиться их поддержкой.
Это было одновременно гротескно и драматично. Барбарен опустошил один за другим свои карманы и выложил на стол связку ключей, трубку, кисет для табака, коробочку с кашу[6], носовой платок и, кроме того, красный шелковый фуляр, который недавно был повязан у него на шее. Потом он вывернул карманы, и на палубу посыпалась табачная пыль.
Офицеры тоже встали, они отнеслись к этой процедуре очень серьезно. Один из них, порядком выпивший, заговорил о том, чтобы ему дали официально подписанный перечень всего того, что он таким образом предъявил.
— И я тоже! — послышался женский голос. — Это была мадам Дассонвиль, которую до тех пор никто не заметил: ее столик стоял в неосвещенном углу, и она сидела не двигаясь.
— И я! — поспешил крикнуть невысокий господин, жена которого показала, что у нее в руках ничего нет.
— Кто еще был здесь? — нетерпеливо спросил капитан.
Донадьё молчал, предпочитая, чтобы капитану ответили другие. Барбарен посмотрел на мадам Дассонвиль, а та прошептала:
— Со мной был мсье Гюре…
— А где он?
— Пошел спать.
— После ухода мсье Лашо?
— Кажется, да… Я не уверена…
— Был здесь и Гренье, — вмешался Барбарен. — Мы с ним побеседовали еще несколько минут, а потом он отправился к себе в каюту.
Капитан повернулся к Лашо:
— Вы требуете, чтобы я вызвал этих людей сюда?
— Вовсе нет! Нужно только допросить их в каютах и произвести там обыск.
Капитан и помощник отошли в сторону и стали тихо совещаться, потом подозвали к себе Донадьё.
— Что вы об этом думаете?
Все трое были одинаково мрачны, так как не впервые в их практике на судне происходили кражи.
На этот раз подозрение могло упасть только на одного из десяти пассажиров, и хотя они вели себя нарочито непринужденно, на их плечи все-таки свалился тяжелый груз.
Завтра утром об этом будет знать уже сотня пассажиров, они станут переговариваться с таинственным видом, следить друг за другом. А ведь до Бордо остается еще десять дней плавания!
— Значит, обыскать только две каюты, — сказал помощник капитана.
— Мсье Лашо! — позвал капитан. — Опишите нам, пожалуйста, ваш бумажник.
— Это старый черный бумажник, потрепанный по краям, со множеством отделений.
— Сколько в нем было денег?
На этот раз он ответил:
— Семь или восемь билетов по сто франков. Вы ведь знаете, что мои деньги лежат в сейфе. Но дело тут не в деньгах. Главное — документы…
6
Кашу — сок акации или пальмы, применяемый в медицине. Здесь пилюли, содержащие этот сок.