— Я полагаю, у вас это происходит более торжественно?
— Не всегда. Часто в деревнях или маленьких городках следователь ведет допрос в заднем помещении местной гостиницы.
Волосы де Греефа казались почти белыми, потому что он загорел, словно уроженец Таити. На нем были только светлые шорты и легкие туфли, в то время как его подруга была затянута в парео[10].
— Вы хотите поговорить со мной? — спросил он недоверчиво.
Чтобы успокоить его, Леша ответил:
— Входите. Комиссар Мегрэ должен допросить всех. Таков порядок.
Голландец говорил по-французски почти без акцента. В руке он держал сетку для провизии. Наверное, оба они шли за покупками в кооператив, когда их остановил инспектор.
— Вы давно живете на своей лодке?
— Три года. А что?
— Ничего. Мне сказали, что вы художник. Вы продаете свои картины?
— Когда представляется случай.
— А он часто представляется?
— Скорее редко. На прошлой неделе продал одну картину миссис Уилкокс.
— Вы ее хорошо знаете?
— Я познакомился с ней здесь.
Леша что-то тихо сказал Мегрэ. Он хотел узнать, можно ли ему пойти за мсье Эмилем, и комиссар утвердительно кивнул головой.
— Что это за дама?
— Миссис Уилкокс? Она очень забавная.
— Что это значит?
— Ничего. Я мог бы встретить ее на бульваре Монпарнас, потому что она каждую зиму бывает в Париже. У нас с ней оказались общие знакомые.
— Вы бывали на бульваре Монпарнас?
— Я целый год жил в Париже.
— На своей лодке?
— Мы были пришвартованы у моста Мари.
— Вы богаты?
— У меня нет ни гроша.
— Скажите, сколько лет вашей подруге?
— Восемнадцать с половиной.
Формы ее тела обрисовывались под парео, волосы падали ей на глаза; она была похожа на юную дикарку и сердито смотрела на Мегрэ и мсье Пайка.
— Вы состоите в браке?
— Нет.
— Ее родители против?
— Они знают, что она живет со мной.
— С каких пор?
— Уже два с половиной года.
— Другими словами, с шестнадцати лет. Ее родители не пытались забрать ее от вас?
— Несколько раз пробовали. Она всякий раз возвращалась ко мне.
— Словом, они отчаялись?
— Они предпочитают больше об этом не думать.
— На какие средства вы жили в Париже?
— Время от времени продавали картины. У меня были друзья.
— Которые одалживали вам деньги?
— Случалось. Иногда я грузил овощи на Центральном рынке. Иногда раздавал рекламные проспекты.
— Вам уже тогда хотелось поехать на Поркероль?
— Я еще не знал о существовании этого острова.
— Куда же вы хотели поехать?
— Куда угодно, лишь бы там было солнце.
— Куда вы все-таки рассчитывали поехать?
— Подальше.
— В Италию?
— Или еще куда-нибудь.
— Вы знали Марселена?
— Он помогал мне конопатить лодку: она протекала.
— Вы были в «Ноевом ковчеге» в ту ночь, когда его убили?
— Мы бывали там почти каждый вечер.
— Что вы там делали?
— Мы с Анной играли в шахматы.
— Могу я узнать профессию вашего отца, господин Де Грееф?
— Он судья в Гронингене.
— Вы не знаете, почему был убит Марселен?
— Я не любопытен.
— Он говорил с вами обо мне?
— Если и говорил, то я его не слушал.
— У вас есть револьвер?
— Зачем он мне нужен?
— Вам нечего больше сказать мне?
— Нечего.
— А вам, мадемуазель?
— Тоже нечего.
Он окликнул их в тот момент, когда они уходили:
— Еще один вопрос. Сейчас у вас есть деньги?
— Я же сказал, что продал картину миссис Уилкокс.
— Вы бывали у нее на яхте?
— Несколько раз.
— Что вы там делали?
— А что делают на яхтах?
— Не знаю.
Тут Грееф уронил с оттенком презрения:
— Там пьют. Мы пили. Все?
По-видимому, Леша не пришлось далеко искать мсье Эмиля, так как они уже стояли в тени, в нескольких шагах от мэрии. Мсье Эмиль казался старше своих шестидесяти пяти лет и производил впечатление крайне хрупкого человека; он двигался осторожно, как будто боялся сломаться. Говорил тихо, экономя даже крохи энергии.
— Входите, мсье Эмиль. Мы уже знакомы, не правда ли?
Так как сын Жюстины поглядывал на стул, Мегрэ предложил:
— Можете сесть. Вы знали Марселена?
— Очень хорошо.
— С каких пор?
— Точно не могу сказать, сколько лет. Моя мать должна это помнить лучше. С тех пор, как Жинетта работает у нас.