Военно-воздушные силы разоруженным государствам вовсе не полагались, в то время как Франция могла иметь 500 самолетов, Польша — 200, Чехословакия — 200, Советская Россия — 500, Бельгия — 150, Италия — 500, США — 500. Также и в отношении военно-воздушных сил для Великобритании никаких ограничений не предусматривалось.
Что касается артиллерии, то планом вводились следующие правила: Германии разрешалось обзаводиться лишь орудиями калибра 115 мм, в то время как государствам, уже имевшим на вооружении орудия больших калибров, было разрешено их оставить. Следствием являлось значительное отставание Германии в области артиллерийского вооружения.
Продолжительность службы ограничивалась восемью месяцами, профессиональные армии в установленный период времени подлежали роспуску. Также и это положение было направлено в первую очередь против Германии. Она должна была бы преобразовать высококвалифицированный рейхсвер в армию краткосрочников, не имея, как все ее соседи, резервистов 15 лет и более призывных возрастов. Уже эти немногие цифры убедительно показывают, что страны-победительницы не были готовы признать достаточную обороноспособность Германии, не говоря уже о полном военном равноправии. Тем не менее, германская сторона соглашалась принять «план Макдональда» в качестве основы для переговоров. Гитлер произнес 17 мая в рейхстаге примирительную речь, «вознаграждением» от британцев явилась воинствующая, выдержанная в ультимативном тоне речь министра обороны лорда Дугласа Хейлшема, произнесенная 11 июня.
В сентябре 1933 года Великобритания и Франция существенно «ухудшили» свой собственный план — тот самый «план Макдональда». В теперешнем предложении были предусмотрены два этапа. В течение первых четырех лет должен был лишь совершиться переход от постоянных армий к милиционным; только на втором этапе избыточно вооруженные государства должны были приступить к разоружению в соответствии с британским планом. Для немецкой стороны план больше не являлся приемлемым в качестве основы для переговоров. Он ставил достижение равноправия и, вместе с тем, также восстановление обороноспособности рейха в зависимость от решений конференции, которая должна была собраться только через четыре года, и отодвигал окончательное решение вопроса сразу на восемь лет. Предложение было, впрочем, снова односторонне направлено против рейхсвера, высококвалифицированной немецкой профессиональной армии: в нем не учитывалось отсутствие каких-либо призывных возрастов, которыми государства с избытком вооружения располагали вот уже в течение 15 лет. Вновь сделать из них наскоро обученных милиционеров было невозможно.
Некоторые внутриполитические компоненты также, возможно, сыграли определенную роль. Здесь стоит упомянуть, что отец с самого начала сотрудничества с Гитлером старался повлиять в положительном смысле на негативную установку последнего по отношению к Франции. Отец упоминал тогдашнего военного министра Бломберга, у которого его «профранцузская политика» всегда находила горячую поддержку. В свое время его огорчила отставка Бломберга. Отношения между внешнеполитическим руководством и руководством вооруженных сил часто складываются непросто. Французский политик Жорж Клемансо произнес однажды: «Война — слишком серьезная вещь, чтобы доверить ее военным!» Блюхер говорил о писаках! Отец, впрочем, пишет в этой связи из Нюрнберга: «Я должен здесь упомянуть, что тогдашний шеф штаба СА, Эрнст Рем, …существенно способствовал тому, что Адольф Гитлер постепенно пересмотрел свое отрицательное отношение к Франции»[62].
Старания Рема преобразовать рейхсвер в милиционную армию, тесно связанную с СА, широко известны. Я хорошо помню, как отец после событий 30 июня 1934 года высказался, что «Рем должен был состоять в связи с некой иностранной державой». Контакты Рема с французскими кругами казались неоспоримыми, поскольку и французы, и Рем при преобразовании рейхсвера в милицию преследовали идентичную цель. Во всяком случае, Рем встречался с Франсуа-Понсе, французским послом в Берлине, что бы там ни обсуждалось при этих встречах.
Тогдашний министр финансов рейха Шверин фон Кросигк сообщает: «Барту (французский министр иностранных дел) получил весной 1934 года сообщение о предстоящем в Германии системном перевороте. Источник, как и содержание, в деталях неизвестны»[63]. Черчилль не допускал в своих мемуарах сомнения, что СА представляли сильную потенциальную, вероятно, также актуальную, угрозу для господства Гитлера. Он сообщает: Шлейхер «по неосторожности намекнул Франсуа-Понсе о предстоящем падении Гитлера. Он собирался вновь действовать таким образом, как в свое время в истории с Брюнингом (…)»[64]. Ходившие слухи были известны Шлейхеру. Считаные дни перед смертью он все еще оспаривал, что обсуждал с Франсуа-Понсе что-либо, кроме личных проблем[65].
62
В лагере для интернированных Бад Айблинг на нарах подо мной лежал верховный прокурор Хаттинген, принадлежавший в Париже к кругу Эрнста Юнгера, — в письме ко мне тот назвал его «своим дорогим другом». Он сообщил о написанном тогда Юнгером сочинении под заглавием «Мир». Когда я обратился несколько лет назад к Юнгеру с просьбой предоставить в мое распоряжение текст, что он любезно исполнил, Юнгер написал мне среди прочего: «Тогда Ваш отец пригласил несколько авторов, в том числе меня и Зибурга в Фушль, ему представлялся своего рода «brain-trust» («мозговой трест»). Каждый из них мог напрямую позвонить в Министерство иностранных дел и был волен выбрать себе пост корреспондента за границей — я этим не воспользовался». Отец хотел активировать и использовать близость Юнгера к французскому культурному кругу в смысле достижения немецко-французского взаимопонимания. К сожалению, напрасно. Интересный пример отказнической позиции части интеллигентов.
63
Schwerin von Krosigk, Lutz Graf: Es geschah in Deutschland, Stuttgart 1951, S. 121/122.
65
Ср. Plehwe, Friedrich-Karl von: Reichskanzler Kurt von Schleicher, Esslingen 1983, S.300.