Декабрь 1921 — май 1925
Японка[100]
Не кокетничай со мною,
Легковесная японка, —
Разве можно взять женою
Трогательного ребенка?
Столь же нежной, столь же бледной,
И с глазами как котята,
В юности своей бесследной
И луна была когда-то.
Но в супружестве законном,
В ходе месячного цикла,
Солнце огненным драконом
В чистую луну проникло…
Много женщинами сшито
Тканей и препон напрасных —
Даже зонтик не защита
От лучей и взоров страстных…
Ах, не поддавайся зною,
Шелковая перепонка,
Не заигрывай со мною
Из-под зонтика, японка!
12 июля 1926
В ожиданьи[101]
Дух и тело исковеркав,
Адских пыток зная дело,
Лишь одною не владела
Католическая церковь:
Это пытка ожиданья,
Применяемая ловко
Обожаемой плутовкой
В час условного свиданья.
Бедной жертве нет спасенья,
И еще не знают люди
Между всех своих орудий
Лучшей меры откровенья.
На часах деленья мелки,
Но страшней тисков монаха —
Их стремительные стрелки
В спазме злобного размаха.
22 февраля 1925
Вулкан[102]
Наша вечность велика нам,
Тяжки страсти исполина —
Я служу тебе вулканом
Недоступная долина!
Сил клокочущих излишки
Под застывшею корою
Будят огненные вспышки
Над томящейся горою.
Тлеет негой исподлобья
Взор влюбленного бедняги —
И, как пепельные хлопья,
Буквы стынут на бумаге.
Для чего она дана мне,
Эта даль полунагая?
Я, как письма, шлю ей камни,
Сам ее не достигая.
Лава медлит, и, слабея
И сады свои колебля,
Ждет Везувия Помпея,
Захлебнувшаяся в пепле!
10 июня 1926
О скуке[103]
— Пойди, — говоришь ты, скучая, —
И сердце мое взвесели! —
Пускай не имею ключа я
К забавам печальной земли,
Пускай ни ключа, ни рубля нет,
Пускай ничего нет у нас, —
Но духом невольник воспрянет
И скуку прогонит на час.
Побольше скучай, дорогая! —
Чем горше улыбка твоя,
Тем лучше, свой дух напрягая,
Созрею для мужества я:
Остроту сложу позатейней,
Сыграю, струну теребя,
Свожу тебя в цирк и в кофейню
И Рим подожгу для тебя.
Вся слава, все лучшие звуки
Покорны тугому бичу,
Что в женской взвивается скуке
И щелкает в слове «хочу».
Скотину, противную клади,
Подвигнет лишь кнут за спиной —
Скучайте же, подвига ради,
Погонщицы славы земной!
22 сентября 1929
VII. СКОТНЫЙ ДВОР
Чудило (Сборная пародия)[104]
Ну, братва, и бывает же вздор.
Чего со мной было — умора!
Выхожу я вчера на дозор
В подходящем месте для вора.
А идет это вроде пижон,
Пальто на нем без бахромок.
Я его, конечно, ножом:
Слегка попал, а слегка промах…
Закричать он хотя не успел,
Но привстал и блевнул красным,
И сказал — белый, как мел:
«Ты меня это, друг, напрасно.
Я не знал, что такой капут
Ожидает меня сегодня,
Голова моя весит пуд,
В этой ране — жар преисподней…
Губы жгут и воздух сосут…
Подойдите ближе, убийца,
Поднесите к лицу сосуд,
Помогите виску напиться!»
Он еще раз блевнул нутром
И шепнул: «У меня забота —
С самопишущим золотым пером
Возьми у меня листик блокнота.
Запиши мой последний стих,
Сочиненный мной по дороге,
И пошли его, ради всех святых,
В “Новый луч” или “Красные итоги”…»
Вижу я — от луны светло.
Дай, думаю, запишу частуху.
Прохрипел он мне тут свое барахло
(Без фамилии — не хватило духу).
И храню вот — без первых строк
(Выкурили гады в ночлежке):
«…Кратковременен жизненный срок,
Мы живем, обреченные спешке.
Чуть окрепнув, на самом краю
Уходящего вдаль виадука,
Мы провидим кончину свою
И страдаем за сына и внука.
О, не так ли суров народ
Золотого советского края
Ради милого сына живет,
Ради внука в боях умирая?
Этот жертвенный трепет атак,
Это счастье…» Не кончил — скрутило.
А здорово — так его так!
Экой парень чудило…
1928
Свершитель треб[105]
Это был обыкновенный клоп —
В меру трус и в меру кровопийца…
Ах, не хмурься, лавроносный лоб!
Снизойди, о лира олимпийца!
Что нам стоит рассказать хоть раз
Про дела и про заботы клопьи?
Всё равно ведь — для дневных прикрас
Мы стряхнем постельное охлопье! —
вернуться
102
Вулкан. Машинопись — 39.69.
вернуться
103
О скуке. Машинопись с правкой — 42.68. Изначально ст-ние не входило в состав сборника; в корректуру вложена машинопись для дополнительного набора (возможно, в качестве «компенсации» за три ст-ния, помеченных редактором к изъятию).