Из века, подвластного шляхте,
Из края, где шьют доломаны,
На землю плетеного лаптя
Прихлынули злые туманы —
И, вслед беловежскому туру,
Древлянскую вольность оплакав,
На древнюю родину сдуру
Нагнали литву да поляков…
Граница рубцом потаенным
Прошита на ранах Полесья, —
И рыскает ветер шпионом
По конным путям поднебесья;
Туманы ползут, как пехота,
Как порох, сыреет погода, —
И снится ей княжья охота,
В походах двадцатого года!
7 ноября 1926
Изящно смешивая стили,
В углах лепного потолка
Амуры хмурые грустили,
Облокотясь на облака;
Амфитрионом старомодным
Звенели царские рубли,
Зевали люди ртом дремотным
И мелом по столу скребли;
Зеленый драп рябинным крапом
Забрызгивали невзначай
И исполнительным арапам
Густой заказывали чай.
Не ждал разбойных Пугачевых
Богохранимый град Петров —
В безмолвии пятисвечовых
Благопричинных робберов;
Когда подрагивали свечи,
Когда наружный вьюжный свист
Азартничал по-человечьи
И вел беспроигрышный вист.
Но, в разновес низведши игры,
Мятеж «холопов и скотов»
Хватает столбиками цифры
И скидывает со счетов;
Хватает барина за жабры,
Кидает в пруд, головотяп,
Ворует в зале канделябры
И тут же размещает штаб.
И снова карты. Снова хлесткий
Военначальнический вист,
На перехваченной двухверстке
Чужое слово «bolcheviste»;
Колониальные арапы
Пиковой ставкой королей
На перекинутые трапы
Спешат с французских кораблей;
Пылает дом с амурной лепкой, —
И вот неистовый партнер
Пуанты белых кроет кепкой
И мечет червами онер.
Тогда, наскучив жизнью жесткой
И бросив пыльные углы,
Амуры сыплются известкой
На многоверстные полы…
12 января 1927
Хотя я в Риме не бывал,
Но, верный школьным разговорам,
Кой-что запомнил про овал
Колосса, громкого, как Форум:
Открытый, как дуплистый зуб,
Как бездна кратера, глазея,
Бежит с уступа на уступ
Когтистый остов Колизея —
Гигант, подгнивший на корню
И едким тленьем низведенный
В опустошенную броню,
В дубовый пень и в зуб сластены!
Где волчий блеск твоих клыков,
О, гордый Рим? Взгляни спросонок:
Ты тридцать коренных веков
Проел, как лакомка-ребенок;
В пыли побед, прошли гуртом
И молодость твоя, и ярость, —
И шамкает беззубым ртом
«Демократическая» старость;
И бредит Колизей во сне
(Дантистом… Дантом…ядом ада…) —
Последний зуб в твоей десне,
Зуб мудрости и знак распада.
Но вспрянь! Но тучи бунта взбей
Над холодеющим колоссом!
Пусть эту пустоту плебей
Зальет свинцом многоголосым!
Пусть в этом кратере немом
Спартаковская взбухнет лава!
Мы примем весть, и мы поймем,
Что славу порождает слава…
12 марта 1928
В Коломягах. (Место дуэли Пушкина)[22]
Для чего ты дрался, барин?
Для чего стрелял, курчавый?
Посмотри, как снег распарен
Под твоею кровью ржавой…
Он томится белой пробкой
В жаркой дырке пистолета
И дымится талой тропкой
Из-под черного жилета.
И скользят мои полозья,
И, серьезный и тверёзый,
Барин ждет, склонясь к березе,
Санок ждет под той березой…
Барин, ляг на мех соболий —
Даром врут, что африкан ты, —
В русском поле, в русской боли
Русские же секунданты…
Господи, да что же это!
Нешто, раненому в пузо,
Уходить тебе со света
Через подлого француза?..
Мы возьмем тебя под мышки,
Мы уложим, мы покроем,
Мы споем, как пел ты в книжке:
«Мчатся бесы рой за роем…»
Бей, копыта, по настилу,
Мчись, обида, через Мойку —
И накидывайся с тылу
На беспомощную тройку!
А пока — за чаркой бойкой,
Подперев дворец хрустальный,
В тесной будке с судомойкой
Забавляется квартальный,
И не чуют — эх, мещане! —
Что драчун на Коломяге
Пишет кровью завещанье
По сугробистой бумаге!
1927
Мы честно не веруем в бога —
Откуда берется тревога?
Друзья, почему вы скорбите
На звонкой планете своей?..
Мы плавно летим по орбите,
Одни мы над миром владыки, —
Нам зверь подчиняется дикий
И травы зеленых полей.
Верблюды танцуют под нами,
Погонщики правят слонами,
И тигров сечет укротитель,
И змей усыпляет колдун.
Весь мир — поглядеть не хотите ль? —
Весь мир заключился в зверинцы,
А вы — недовольные принцы,
И я — ваш придворный болтун…
вернуться
Революция. Машинопись — 40.4–5. Облокотясь на облака — см. стихотворении Б. Лившица «Пьянитель рая» (1911): «И, дольней песнию томимы, / Облокотясь на облака, / Фарфоровые херувимы / Во сне качаются слегка…». Амфитрион (греч. миф.) — фиванский герой, приемный отец Геракла; здесь — прямая аллюзия на одноименную комедию Мольера (1668), благодаря которой имя античного героя стало в новейшей литературе нарицательным для хозяина, любящего зазывать к себе многочисленных гостей. Роббер — круг игры в некоторых карточных играх (вист, бридж). Двухверстка — географическая карта в масштабе две версты в дюйме. Онер — козырная старшая карта в бридже.
вернуться
Колизей. Автограф — 41.16. Форум — Римский Форум (лат. Forum Romanum), площадь в центре Древнего Рима.
вернуться
В Коломягах. На основании употребленных в стихотворении выражений «на Коломяге» и «африкан» Г. Фиш в рецензии на сборник (Красная газета. 1928. № 316, 16 ноября) упрекнул Тарловского в ироническом отношении к русской грамматике, на что Тарловский откликнулся в открытом письме в газ. «Вечерняя Москва» от 23 января 1929, оставшееся неопубликованным: «…на протяжении всего стихотворения речь ведется от имени идеализированного ямщика пушкинской эпохи <…> в названии (“В Коломягах”) употреблена форма, свидетельствующая о знакомстве самого автора стихотворения с правильными формами употребления слова “Коломяги”. Что касается слова “африкан”, то нарочитое привнесение в монолог ямщика (или кучера) искаженной формы мало понятного ему слова “африканец” считаю вполне естественным и художествен оправданным» (12.2). Коломяги — исторический район на севере Санкт-Петербурга, бывшая деревня. Строго говоря, место дуэли А.С. Пушкина (у Черной речки) находилось не непосредственно в Коломягах, а неподалеку. «Мчатся бесы рой за роем…» — из ст-ния А.С. Пушкина «Бесы» (1830).
вернуться
Огонь. Земля и фабрика: Альманах. 1928. Кн. 2. Машинопись с правкой. — 40.14–17.