Тадеуш, Тадеуш, снявши голову, по волосам не плачут. А продавши душу?
Он поднялся со стула и слегка пошатываясь, – но вовсе не от выпитого коньяка – пошел вдоль стены. В небольшой коридорчик, где слева была дверь, ведущая в опочивальню генерала, а напротив нее – такая же резного дуба дверь ванной комнаты. Ее и открыл кардинал. Отделка ванной комнаты и сама ванна были редкого коринфского мрамора, а от умывальника до ванны шла мраморная скамья, на которую Кшыжовский и сел. А сев, достал из глубокого кармана сутаны небольшой флакон, граммов семидесяти. Открыв пробку, он понюхал содержимое – резкий запах карболки: фенол. Кардинал подержал флакон у лица, и уже было поднес его к губам, но, резко отшатнувшись, проговорил:
– Apage, Satanas[19]!
Смертный грех самоубийства – нет, это немыслимо. Он поставил флакон на скамью, стянул с рук черные шелковые перчатки, под которыми тампонами были прикрыты незаживающие благодаря едкому фенолу «стигматы» – кощунственная карикатура на страдания Спасителя. Кшыжовский плеснул немного фенола на тонкий тампон и прижал его к ране на внутренней стороне ладони, закусив губу от боли. Выждав несколько минут, он сделал то же самое с раной на внешней стороне. И затем, перехватив флакон левой рукой, проделал то же с правой ладонью.
Он плакал. Но вовсе не от боли. Человек Веры, он понимал степень кощунства, которое совершает. И, сунув черные перчатки в карман сутаны («перчатки после не надевайте»), тщетно пытался убедить себя, что всё это для большего добра. Ad majorem Dei gloriam. Для вящей славы Божией.
Глава 4
– Подбрось-ка еще пару поленьев в камин, Джеймс, будь любезен, – заполняя последнюю строчку кроссворда, произнес сэр Артур. – Вечер сегодня донельзя промозглый.
– Лондон, сэр, – заметил на это дворецкий, шевеля поленья в камине.
– Знаю, знаю, – махнул рукой МакГрегор, брезгливо отталкивая от себя толстенную газету. – Заметил. Как заметил и то, что ты предпочел бы настоящую зиму, в нашем родовом особняке на Шотландском нагорье.
– Не буду лукавить, сэр, но это действительно так, – с поклоном произнес дворецкий.
– Но вы можете сказать мне, что происходит, мистер Робертсон? – полушутливо вопросил Артур.
– Лондонская зима, сэр, – невозмутимо ответил дворецкий.
Артур МакГрегор махнул рукой.
– Сейчас я не о погоде, Джон. Я об этом. – Он ткнул пальцем в аккуратно заполненный кроссворд. – Это делают идиоты? Или для идиотов? Или и то и другое? Ну сам подумай, кроссворд в воскресном приложении «Нью-Йорк Таймс», считающийся сложнейшим в мире, был разнесен в пух и прах за… – он взглянул на часы, – за какие-то шесть минут!
– Для вашей эрудиции трудно разгрызаемый орешек найти невозможно, сэр Артур, – дворецкий осклабился.
– Да вы льстец, мистер Робертсон, – погрозил пальцем дворецкому Артур. – Бьюсь об заклад, что вы сами разнесли бы этот кроссворд вдребезги минут… скажем… за пятнадцать.
– Позволю себе выразить сомнение в этом, – продолжая улыбаться, покачал головой дворецкий. – Правда, в нашем семействе я был из самых грамотных, однако далее чтения «Библии в изложении для детей» не продвинулся. Не считая, конечно, правил поведения в инвернесской каталажке, откуда вы, ваша милость, меня вытащили до того, как я выучил их наизусть.
МакГрегор отмахнулся от последнего замечания, давая понять, что дело выеденного яйца не стоит.
– Три буквы по горизонтали, – внезапно произнес Робертсон, указывая пальцем на газету, лежавшую на столе.
– И что?
– Вы изволили пропустить их, сэр.
Артур, снова подвинув газету к себе, пробежал кроссворд глазами.
– Однако ты чрезвычайно наблюдателен, друг мой, – сказал он. – С другой стороны это как раз то, о чем я говорил! Некогда развлечение для настоящих эрудитов, этот кроссворд теперь напичкан банальностями для кухарок! Ну вот, сейчас и проверим. Три буквы, это ты уже знаешь, а сложность вопроса требует знаний как минимум Нобелевского лауреата. Итак, Джеймс: мифический создатель флейты, состоящей из нескольких трубок.
– Пан, сэр. Если флейта называется флейтой Пана, то уж, наверное, по имени ее создателя.
МакГрегор отшвырнул газету в угол комнаты.
– Что я и говорил. Докатились! И, Джеймс, прошу прощения за «кухарок». Но откуда ты знаешь ответ?
– У меня есть компакт-диск с записью Джорджа Замфира. Мелодия «Одинокий пастух». Под нее мне прекрасно отдыхается и думается. На конверте так и написано: Джордж Замфир, флейта Пана. И фото. Его и флейты. Но не думаю, что за всю эту информацию мне отсыплют Нобелевскую премию. А в деньгах, это много, сэр?
– Было миллиона полтора зеленых, Джеймс. Сейчас немножко меньше. Рецессия, сам понимаешь. И, кстати, разреши уязвленному эрудиту тебя слегка поправить. Не «Джордж» Замфир, а Георге. Георге Замфир. Прекрасный музыкант, дай ему Бог здоровья. Но – Георге. И мелодия действительно прекрасная. Твой тезка, Джеймс Ласт. Бош[20], а ведь как написал.
– Прошу простить меня, сэр, – кашлянув, произнес дворецкий, – но ведь и Бах, и Шуберт тоже были бошами.
– Чтоб тебя старый Ник[21] забодал! – воскликнул сэр Артур. – Ты где всего этого набрался, в инвернесской каталажке?
– Вы будете удивлены, сэр, но именно там. Гав[22] считал, что классика способствует выправлению наших исковерканных душ, сэр, а потому хочешь или не хочешь, а весь день по радио звучал канал классической музыки. Именно так, сэр.
– Надеюсь, твоя выправленная душа не скорчится от ужаса, если я попрошу тебя плеснуть мне на пару пальцев доброго шотландского виски? «Long John» будет в самый раз.
– Уже несу, сэр, – дворецкий действительно управился с заказом в считанные секунды и появился у кресла хозяина с подносом в руке, на котором стоял тамблер с янтарным напитком и вазочка с подсоленным арахисом.
– И коль скоро ты у нас эрудит, да еще и шотландец, то наверное, расскажешь мне, почему наш виски и спирт по-латыни называются одинаково?
– Латинцы тоже называли его «виски»?! – пораженно спросил Робертсон.
– Не латинцы, мистер эрудит, а римляне, но во всяком случае на латыни его стали называть «водой жизни», что будет aqua vita, еще со времен святого Колумбана, обратившего рыжих дикарей в не менее рыжих христиан.
– А при чем же здесь виски? – удивился дворецкий.
– Эрудит вы, как оказалось, неважный, а шотландец вообще никакой. Современное слово «виски» произошло от нашего исконно гэльского «уисге беатха», что есть не что иное, как «вода жизни». Видимо, понятие это имеет глубинный смысл, потому что в целом ряде языков крепкие дистиллированные напитки именуются именно так. Возьми на заметку. В пабе поразишь старых друзей. Во Франции это eau de vie, в Италии acquavite, в Скандинавии akvavit, ну и так далее, вдоль по глобусу.
– Осмелюсь заметить, ваша милость, спорить с вами по поводу «воды жизни» мне, конечно, не по зубам, но вот насчет дикарей ли, христиан… В этой комнате, как мы знаем, целых два шотландца, но – ни одного рыжего.
И дворецкий расплылся в улыбке, отчего его пышные бакенбарды стали едва ли не под прямым углом к лицу. Сэр Артур, хохотнув, воззрился на своего верного слугу. Да, рыжих волос на его голове было не сыскать. Да и черных волос уже стало меньше, чем седых, которых изрядно прибавилось в инвернесской тюрьме. Внешность дворецкого вообще была обманчивой, и не только в части вызывающе нешотландского цвета волос. Высокий – одного роста с хозяином, что значило шесть футов с небольшим – и сухопарый, он был силен как бык. Вся горная Шотландия знала его как одного из самых успешных бойцов в подпольных боях без правил. Вершиной его успеха было убийство – совершенно непреднамеренное – противника на ринге, что помогло ему приземлиться за решеткой. а сэру Артуру – расстаться с изрядной суммой денег, чтобы вытащить верного слугу на свободу. Впрочем Артур, 9-й баронет МакГрегор, не слишком обеднел. Две-три сотни миллионов фунтов стерлингов в акциях, наличности и недвижимости – это все-таки еще не порог нищеты.
19
И на латыни, и на греческом фраза эта звучит одинаково и значит: «Прочь от меня, Сатана!» (Прим. переводчика)
20
Презрительная кличка немцев у французов и англичан. Аналог нашего «Фриц». (Прим. переводчика)