Он берет меня за руку и притягивает к себе.
Универсальный язык.
Полное противоречие его бесстрастным речам.
Самое худшее — это моя слепота, моя замкнутость, столь же непонятные, как и его намерения; мой ум, некогда критичный и даже насмешливый, теперь молчит.
Я едва осмеливаюсь сказать:
— Ты нелогичен.
— А зачем быть логичным?
— Ах вот как?
Действительно, об этом я не подумала.
Он обходится лишь немногими словами, но их достаточно.
Мятеж подавлен.
Он не оставляет мне ни минуты для передышки. Когда я уже больше не понимаю молчания, когда молчание меня обескураживает, он соглашается произнести несколько слов, он идет на уступки, чтобы не потерять свою маленькую подружку для игр. С такими мазохистками, как я, это срабатывает. Однако я жалею, что не могу поговорить с ним о кулинарных деликатесах или о тайском массаже, о последнем понравившемся фильме — «Любовное настроение»[4], об увлечении азиатской культурой, о том, что не могу узнать его мнения о целительном воздействии философии. Ментальный тренинг; встреча с самой собой, широко образованной с помощью газет, — не приведет ли она в конечном итоге к эгоистической, опустошающей замкнутости? Но как же иначе оказаться лицом к лицу с миром, со всеми его политическими и экономическими проблемами, с различными событиями, которые трогают нас или развлекают, — если мы не можем оказаться лицом к лицу с самими собой? Как установить связь с мужчиной, если ничего не знать о его занятии, его пристрастиях, любимых местах отдыха, политических взглядах; если не знать, нравятся ли ему прогулки, катание на лыжах, теннис, предпочитает ли он сельскую местность или морское побережье, раздражают ли его жара или холод, есть ли у него братья или сестры? Хорошо ли он воспитан? Спит ли он обнаженным, или в пижаме, или в нижнем белье? Смотрит ли выпуск новостей, перед тем как заснуть? Любит ли он танцевать, смешат ли его братья Маркс[5]? Живы ли еще его родители?
Я: смотрю на него с вопросительным видом.
Он:
— Вчера, на ужине у Ватто, мы были только вдвоем...
Странное представление об уединении!
— В некотором роде...
Значит ли это, что он испытывал то же самое притяжение, что и я?
— Говори, произноси целые фразы, говори о конкретных вещах, говори же! Нет, вчера вечером мы ужинали не вдвоем; да, нужно быть логичным; нет, ты не можешь меня любить и никогда мне этого не скажешь! Нет, ты не можешь приходить и уходить, притягивать меня и снова отталкивать! Почему ты такой?
И вот он снова замыкается в себе и окутывается молчанием.
Я:
— Скажи...
Он: ничего.
Я:
— Ты ведь не собираешься на этом остановиться! Даже если ты не скажешь ничего важного, все равно это уже прогресс. Говори, я же тебя похвалила...
Он: улыбается, вокруг глаз собираются морщинки. Он неотразим, когда улыбается.
Я:
— Ты же видишь, говорить не так уж и трудно. Открываешь рот и воспроизводишь звуки. Только позаботься о том, чтобы они были разборчивыми. Ну, скажи что-нибудь...
Он: молчание.
Я:
— Ты случайно не уснул?
Он: взгляд.
Я: вздох.
Я:
— Ну вот опять...
Он: глубокий вздох.
Я: жду. Что-то должно подняться из этих глубин...
Наконец он решительно открывает рот.
Ничего.
Я:
— Ты знаешь, что существуют слова, такие же прекрасные, как и молчание?
Он:
— Хм...
Снова это бормотание, которое помогало целым поколениям психоаналитиков поддерживать беседу, устанавливать доверительные отношения, подбадривать, понимать, иногда даже угрожать. Универсальное бормотание, одинаковое для городского рынка, для обоюдного непонимания, для затруднительных признаний.
— Вот послушай...
И за отсутствием других аргументов, я начинаю вполголоса читать стихи Валери, чтобы показать ему красоту и глубину слов — поскольку моих собственных недостаточно. Я выбрала вот это стихотворение:
— Разве нет ничего, что примирило бы тебя со словами? Слова тоже могут быть бесконечными, как воздух, как море, как молчание... Разве нет?
— Хм...
В этом «хм» явственно звучало недоверие.
— В каждом из нас живет своя музыка, но у всех разная. Какая музыка у тебя? Музыка цифр, музыка нот? Скажи, что это за ноты?
4
Многие критики считают «Любовное настроение» (2000; режиссер Вонг Кар Вай) лучшим фильмом о любви за последние 50-70 лет.
5
Американские актеры. Выступали в кабаре и мюзик-холлах; использовали экстравагантные трюки, веселую импровизацию; обрушивали на зрителя потоки абсурдного юмора, парадоксальных положений, музыкальной эксцентриады; снимались в кино.
6
Начало стихотворения «Кладбище у моря», которое считается вершиной лирики Поля Валери (1871-1945), французского поэта и мыслителя. — Пер. В. Витковского.