Что до последовательности событий, я о ней знала. Он может сказать, что зашел «по-дружески»; потом на смену дружбе постепенно придет желание; последуют долгие или не слишком долгие объятия; желание будет удовлетворено; вернется чувство вины, и не останется места даже для дружбы, только для злости и отчуждения.
Приятные вещи принадлежат миру молчания — потому что я сама их изобретаю? Они происходят, а не произносятся.
Жизнь идет, жизнь уходит. Он идет и уходит, как жизнь.
Я удовлетворяю его фантазии, он удовлетворяет мои мечты.
Он придет и снова окружит меня молчанием. Словно пироман, щелкающий зажигалкой.
Он преступник.
Он хочет убить любовь.
И я не знаю, как ему помешать. Можно помешать грабителю, насильнику, убийце, самоубийце — но не тому, кто разочаровался во всем сам и разочаровывает других.
Я знаю, как будут разворачиваться события, я знаю о его затруднениях, как знаю и то, что он может успешно бороться с собой. Я могу ускорить ход событий.
Жизнь повторяется.
Но зачем повторять историю, возникшую из неудовлетворенности?
Сейчас половина первого, я уже дома и жду его, я отменила лекцию по Вовенаргу[19] — тем лучше: Вовенарг обманывается, когда утверждает, что «страсти не могут погубить человека, потому что по натуре он не зол».
Неправда. Страсти, как и дурные натуры, существуют и могут быть очень прочными. Из них можно составить целые каталоги, как из сортов роз: холодоустойчивые, вьющиеся, ползучие, утыканные шипами...
Страсть продолжает жить, пока встречает сопротивление, и угасает, когда становится разделенной. Моя жизнь — буги-вуги, рок-н-ролл без партнера. Я кручусь совершенно одна.
Из проигрывателя компакт-дисков доносятся звуки соул, музыки души... Почему я раньше не вслушивалась в слова Эллы и Сары[20] с таким вниманием? Почему я позволила замуровать себя в молчании? Потому что ни одна мелодия не совершенна, только в молчании Жана нет ни одной фальшивой ноты. «Совершенство нуждается в несовершенстве», ты слышишь, Жан? Это не мои слова. Мне нравится недостаток вкуса, неуклюжесть, ошибки в правописании, ударении, синтаксисе. Мне нравятся люди, которые говорят и не боятся ошибиться — все ошибаются, в том числе и те, кто молчит.
Растяпы меня умиляют; бокалы с красным вином, опрокинутые на белую льняную скатерть, нечаянно перевернутые тарелки вызывают у меня смех. Я люблю оплошности, неловкие комплименты, ошибки, промахи, бестактности.
Из-за того, что Жан не позволяет себе говорить, его голос изменится. Начнет ломаться. Его голосовые связки будут издавать какие-то другие звуки, как у новорожденных или подростков.
Я жду, когда он заговорит. Все на свете чего-то ждут. Кому-то всегда не хватает сестры, друга, бабушки, мамы, денег, дома, страны, тепла, признания, собаки, жениха, ребенка, отца, брата, работы, пространства. Мне не хватает его голоса. Мужчина, которого я люблю, был бы идеальным, совершенным, если бы у него было больше слов. Ему не хватает слов, как другим не хватает кальция или фосфора.
Жан страдает от дефицита слов.
Когда занятия окончились и я собиралась уходить, Поль предложил проводить меня. Я чуть не подпрыгнула, когда он заговорил со мной — начал произносить слова, множество слов, которые сцеплялись друг с другом, образовывали единое целое, имели цель и значение. Он произносил одни фразы за другими, сложные, выстроенные по всем правилам, с подлежащим и сказуемым на своих местах. Это было так странно — слова, собранные вместе, фразы, произносимые, чтобы заинтересовать и соблазнить меня. Поль говорил. Это было почти невероятно — мужчина, который говорит!
Даже если бы он был голым, он бы не смутил меня сильнее.
Он говорил, и слова как будто раздевали его, вместо того, чтобы одеть.
Мужчина, который говорит, не боится, что его осудят. Он подходит к вам без маски — потому что даже самые загадочные слова не так загадочны, как молчание.
Поль высокий, и я поднимаю голову, когда разговариваю с ним. Он красивый, но это неважно — самое невероятное то, что он произносит слова, и я отвечаю на них. Это как забытая и снова вернувшаяся привычка, как спортивное упражнение, которое я, вопреки ожиданиям, не разучилась выполнять, вроде катания на велосипеде или на лыжах — я кручу педали, я еду, я отвечаю.
У меня есть некоторый опыт в любовной болтовне, и сейчас я об этом вспоминаю, хотя раньше мне казалось, что я напрочь его утратила.
— Страсти — это источник наиболее благородных поступков и самых прекрасных добродетелей, — говорит он.
20
Имеются в виду «первая леди джаза» американская певица Элла Фицджеральд (1918-96) и Сара Воэн.