Передав управляющему шляпу и сюртук, адвокат проследовал за Эдит. Библиотека была справа от прихожей. Джульетта, быть может, и подумывала подслушать их разговор, прижавшись ухом к двери, но, почувствовав на себе взгляд управляющего, решила подняться к себе и одеться.
И все же, какое дело могло быть к Эдит у адвоката, тем более приехавшего из Афин? Неужели она ввязалась во что-то и снова навлекла проблемы на их голову? Мало того позора, так теперь еще и с этим разбираться?
Войдя в спальню, она схватила серебряный колокольчик с туалетного столика, на котором рядком красовались бутылочки с одеколоном, и изо всех сил зазвонила, а затем уселась на табурет с атласной подушкой и стала ждать свою камеристку. В комнате было холодно. Джульетта сидела спиной к зеркалу: она предпочитала не смотреться в него в ранний час, как будто в этой своенравной серебристой глади могла увидеть то, чего боялась больше всего.
Чтобы унять нервы, она поднялась и поставила пластинку. Рассеянно покрутила рукоятку. Каким-то уголком сознания Джульетта прекрасно понимала, как именно ее дочь связана с Афинами, но не позволяла себе думать об этом. Что было, то прошло. Она тогда мастерски все уладила – комар носа не подточит, благодаря чему Эдит выросла в любви. Да и кто посмел бы обвинить ее в таком? К тому же спустя столько лет?
Повернув голову к окну, Джульетта вздрогнула. Кровать все еще стояла незаправленной. Вмятина от головы на пуховой подушке напоминала кратер извергшегося вулкана. Взяла с туалетного столика колокольчик и позвонила еще раз, дольше и громче. Она разозлилась на прислугу, но была этому только рада: злость ненадолго остановила поднимавшуюся в душе волну страха. Пощупала стоявшую посреди комнаты большую печь, выложенную сине-зелеными изразцами. Чуть теплая. Боже, дай сил!
В негодовании выскочив из комнаты, Джульетта остановилась у лестницы, продолжая настойчиво звонить – до тех пор пока к резкому голосу колокольчика не добавился топот двух пар ног. На нижней ступеньке одновременно показались камеристка Ирини и служанка Зои. Они бежали из разных частей дома и чуть не столкнулись друг с другом.
– Сколько раз можно вам повторять, что в этом доме бегать запрещено?
Женщины в ответ лишь опустили головы в кружевных чепчиках.
– Ирини, в чем дело, милая? Я битый час тебя зову. Где тебя носит?
– Сигноми[19], госпожа. Я была у Сыдыки: ходила к ней за бельем.
– Почему моя постель не убрана? А, Зои? И печь погасла. Что за день оплошностей такой? А фартук ты сменила, надеюсь?
При виде служанок, виновато поднимавшихся по лестнице, у Джульетты немного полегчало на душе, но стоило только войти в спальню, как мысль о том, что могло понадобиться этому адвокатишке от Эдит, снова вернулась, а вместе с ней и беспокойство – оно было подобно зубной боли, которая лишь на время утихает от гвоздичного масла.
Повернувшись к заправлявшей постель Зои, она сказала раздраженно:
– И белье смени!
– Но мадам Ламарк, мы же два дня назад меняли.
– Ты вздумала мне дерзить, Зои? Если говорю поменять, значит, меняйте. Оно уже несвежее. И передай Сыдыке, чтобы впредь, прежде чем приниматься за глажку, мыла свои провонявшие табаком руки. И в воду пусть лаванды побольше добавляет. Я и так терплю ее только потому, что она жена Мустафы. Не разобрать даже, что она там говорит.
– Слушаюсь, госпожа.
Почесывая щеку, Джульетта подошла к окну. В саду, возле беседки, Мустафа разговаривал с садовником. Что же такое он сейчас рассказывает?
Дождь заметно усилился. Она постояла какое-то время, наблюдая, как голые ветки вишни треплет ветер. Напрасно она себя изводит, лучше подумать о чем-то другом. Например, о вечернем чаепитии. Интересно, кто сегодня к ним пожалует? Ей это только кажется или гостей на чаепитиях и вечерах, которые она устраивает, действительно стало меньше? Нет-нет, это не более чем случайность… Еще этот дождь – неужели не мог в другой день зарядить? Дай-то бог, чтобы тот шпион сдержал слово и приехал. И нужно непременно заставить его остаться на ужин – он будет в центре внимания дам. А Эдит-то за завтраком как заартачилась! Видите ли, даже шпионы ей неинтересны, дурехе. А ведь в детстве все твердила: «Когда вырасту, хочу быть шпионкой».
Ах, какой чудесной Эдит была в детстве…
– И печку затопи. С вами тут и заболеть недолго, – бросила она Зои, все еще возившейся с постелью. – Вы обкурились, что ли? Ходите обе как одурманенные.
Зная хозяйку, служанки молча продолжали заниматься своими делами.
– Ирини, дай-ка мне вон тот корсет. Ну же, не отвлекайся. Обед скоро, а я еще не одета. А то бежевое платье ты принесла? Нет, не это. Боже милостивый, Ирини! Дорогая моя, я что, по-твоему, в гольф играть собираюсь? Пусть будет клетчатое, с синим поясом которое. Пока его надену. А к чаепитию приготовь сине-зеленое шелковое. Честное слово, вы меня уже утомили. Давай, григора, эла![20]