— Да, аномальная зона, — закивал первый — здоровенный таджик (или узбек!). — Неужели вы от местных не слышали, что сюда никто не ходит, потому что… потому что не ходит. — Он явно затруднялся с подбором слов, и чем больше затруднялся, тем чаще и нервнее оглаживал свой «калаш», висевший у него на груди.
— Ни о чем подобном слышать не приходилось, — спокойно сказал Боцман. — К тому же мы только вчера приехали, так что местных сплетен еще не нахватались. Правда, слышали, что тут недавно какого-то типа нашли мертвым… Да только волков бояться — в лес не ходить.
— Волков тут, конечно, нет, — сказал таджик, — волков, я говорю, тут нет, а вот кто-нибудь похуже волков может попасться. В общем, ребята, собирайте шмотки и валите отсюда. Я вам по-хорошему говорю, вашей же пользы ради.
— Что, даже шашлыков поесть нельзя?! — взвился Муха.
— Шашлыков? Да я смотрю, вы тут собрались на ночлег устроиться. Вот это уже совсем зря.
— Почему?
Тот не стал отвечать на этот, в общем-то, вполне четко и корректно поставленный вопрос. Он внимательно оглядел Муху и Боцмана, не замечая, что стоящий за его спиной бородатый сосредоточил все свое внимание как раз на последнем. То бишь на Боцмане. Он даже зашел сбоку, чтобы разглядеть Боцмана в профиль. Таджик тем временем произнес, уставившись на металлодетектор в руках Мухи:
— А вы что, археологи, что ли? На хрена вам такая штуковина? Говорите, туристы, — протянул он, — а сами «черной» археологией промышляете, расхищаете народную собственность, да?
— Ты это, полегче давай, — процедил Муха, — про народную собственность, про расхищение… Никому не мешаем, остановились тут, горами вот любуемся. Собрались, подумали: может, какую-нибудь старинную монетку найдем, так потом друзьям, родным покажем. Все-таки места тут… Интересные такие места, особенные… Так что, мужики, может, все-таки что-нибудь случилось?
— Да пока что нет, — медленно ответил таджик, не спуская глаз с металлодетектора, — а вот если вы не послушаетесь нас и до вечера отсюда не исчезнете, так может случиться… Нет-нет, я и не думаю вам угрожать, если вы так подумали. Просто мы патрулируем этот участок, у нас свое задание. Так что будьте любезны.
— А, так вы военные? — выдавливая на лицо мину счастливого озарения, спросил Муха, а Боцман произнес спокойно:
— А все-таки, ребята, что с нами может случиться? Место вроде спокойное.
— Да уж, очень спокойное, — отозвался таджик, оглянувшись на бородатого, который продолжал внимательно разглядывать Боцмана, — куда уж спокойнее… Тут неподалеку кишлак был. Акдым. Так там в один день все жители вымерли. Вот так запросто взяли и вымерли, и никто не знает отчего. Так что вы, ребята, поищите-ка себе другое место для отдыха. И вашу херню… этот…
— Металлодетектор, — снова подсказал бородатый.
— Да, и вот детектором этим лучше тут не трясите. Сейчас у нас с этим строго, все работы и разные там эти… раскопки — все только по лицензии, понятно?
— Так точно, понятно, — почти весело ответил Муха, которому показалось, что разговор подходит к завершению. — Ну раз вы не рекомендуете, то так уж и быть, мы тут на ночь не останемся. К тому же охота задницу морозить. Вот. Что ж, я не понимаю? Сам в армии служил. Приказ есть приказ.
— Ладно. Будем считать, что договорились. Мы тут через несколько часов обратно полетим, если вы тут все еще будете — тогда пеняйте на себя, ясно?
— Хай[5], уважаемый, — с хорошо сыгранной беспечностью ответил Муха, — так и сделаем. Вот только шашлычков спроворим, и все.
Таджик махнул рукой и, повернувшись, направился к вертолету. Вместе с ним в люк полез и третий, который за все время этого разговора не произнес ни единого слова. Один только бородатый что-то медлил. Его лоб в двадцатый уже, наверно, раз избороздился складками, когда он снова взглянул на Боцмана. Бородатый вдруг сорвал с себя бейсболку и протянул Боцману:
— Ну-ка надень.
— Зачем это? — отозвался тот. — Н-не понял.
— Надень! — настойчиво и куда громче повторил бородатый, и тон его был таков, что даже таджик, который уже было расслабился и вознамерился запрыгнуть в вертолет, остановился, а потом вернулся на исходную позицию — туда, где он стоял во время переговоров с Мухой и Боцманом. — Надень, кому говорю!
Откровенно угрожающие нотки вибрировали в его голосе, вдруг ставшем словно металлическим. Таджик напрягся настолько, что передернул затвор автомата и повторил:
— Делай, что он говорит.
— Надень! — повторил бородатый еще раз.
Боцман слабо пожал плечами. Муха недоуменно застыл на месте. Локоть Артиста подпрыгнул у меня под пальцами. Злотников выговорил:
— Это еще что за… показ мод? Что-то я не врубаюсь.
— Я тоже. Заставляет Митю надеть бейсболку, К чему бы ему это понадобилось?.. — пробормотал я, но все прояснилось с такой стремительностью, что я даже не успел договорить свою фразу. Бородатый выпрямился и заговорил быстро-быстро — я не мог понять ни слова, и, как потом выяснилось, не сумел бы понять, даже если бы он говорил очень медленно. Потому что бородач говорил по-итальянски. Итальянец в предгорьях Аввалыка, в среднеазиатской глуши — это что-то совсем уж своеобразное, а в нашем случае это показалось мне попросту… зловещим, что ли. Наконец бородатый, сбросив на родном языке первый пар, все-таки перешел на русский:
— Это он! Я узнал его!.. Мне его харя сразу показалась знакомой, но теперь — никаких сомнений… Тогда он был в черной бейсболке, и теперь я точно вспомнил!.. Это он!..
— Кто он, Гвидо? — быстро спросил таджик.
— Тот киллер, который хотел убить Арбена, и убил… Только не Гусеницу, а двойника, грека-актера! Возьми его на прицел… не дергайся, сука! Держи его на прицеле, говорю! — бросил он таджику. — Явился прошлым летом на Арбенову виллу на Керкире, это такой остров в Средиземном море. Выдал себя за монтера, а потом убил Энвера, моего напарника по посту охраны, и того грека… Гаракиса. Последовательно, — щегольнул он русским словом, которое, верно, выучил только недавно. — Я точно уверен, что это он.
— И что? — спросил таджик. — Пристрелим их прямо тут? Или…
— Или, — сказал третий, выглядывая из люка, — грузите их в вертолет. Сегодня у босса повышенный интерес ко всем русским, которые находятся в Самарканде. Видели бы вы, как он сегодня утром беседовал с одним таким русским…
— А как он беседовал, Керим? — спросил у него здоровенный таджик.
— Тебе лучше не знать, — ответил Керим, доверенное лицо Эмира, тот самый, который так ловко убрал утром отрубленную голову Перепелкина со столика Тамерлана Рустамова. — Загоните их сюда, в вертолет!
— В вертолет? — переспросил у меня Артист. Мы увидели, как в следующий момент здоровенный таджик подтолкнул Боцмана стволом автомата в сторону винтокрылой машины. Бородатый Гвидо вынул пистолет — держал под прицелом Муху. Керим же, стоя в люке с пистолетом-пулеметом наперевес, контролировал действия всех четверых. Я пробормотал:
— А вот это уже совсем плохо. Люди Густери!
— Что? Люди Густери? — возник за нашими спинами задыхающийся голос Ламбера, который только сейчас вернулся сверху к тутовой роще.
— Да!
— Ну что, Пастух? — выговорил Артист. — Валим их? Не ответив ему, я вскинул пистолет и, мгновение помедлив, выстрелил в таджика, конвоирующего Боцмана. Он зашатался, автомат заплясал в его руках. В одно мгновение Боцман развернулся и, одной рукой придержав падающего таджика, заслонился им, как щитом, и перехватил «калаш». Гвидо вскинул свой ствол и пулю за пулей всадил всю обойму в тело незадачливого таджика. Хорошо, что у него не АКМ. Иначе пули просадили бы насквозь обоих — и азиата, так и не успевшего понять, что происходит, и самого Боцмана. Боцман ответил очередью в упор. Надо отдать Гвидо должное: он тотчас же упал на землю, перекатился и, молниеносно перезарядив обойму, снова стал стрелять… Муха попытался вывернуться из-под прицела Керима и получил пулю в руку. Не повезло Мухе. Я видел, как гримаса удивления исказила его лицо, а потом он прижал ладонь к раненому предплечью и, выбежав из-под сени желтеющих тутовых деревьев, короткими перебежками ринулся к вертолету. Из вертушки один за другим выпрыгнули еще трое. Один из них был срезан на месте очередью боцмановского «калаша», но потом у него то ли заклинило патрон, то ли кончился магазин… но Боцман уже не стрелял, а только тянулся под дулами направленных на него автоматов и что-то злобно бормотал. Его оглушили прикладом.