Ближе к закату, когда Стелкер выдвигал свои «предложения» по расстановке стражей и дозоров, один из этрусских офицеров приблизился к границе круга людей, собравшихся рядом с Абблемоном. Вместе с ним пришел пожилой человек в простой кольчуге и высоких сапогах, вооруженный мечом со слегка изогнутым лезвием.
– Ты ставишь в дозор почти треть людей, – заметил Абблемон.
– Думаю, что враг близко, – ответил Стелкер. – Хотя ничего не вижу.
– Все курьеры уже отосланы? – спросил Абблемон у секретаря.
– Уехали не меньше часа назад, милорд.
Тут Абблемон заметил этрусского офицера, его бледность, напряженную позу. Подозвал его к себе. Тот поклонился.
– Милорд, мы нашли… – Он замолчал. Его трясло.
– Быстрее!
– Вы должны сами это увидеть, милорд.
– Далеко?
– Пол-лиги. Милорд.
Абблемон поморщился.
– Расскажи, в чем дело.
– Трупы. Много.
– Крестьяне? – спросил Абблемон почти с облегчением.
– Милорд, посмотрите сами. – Арбалетчик взглянул на своего пожилого спутника, который пробормотал что-то на этрусском.
– И куда подевался де Рибомон? – поинтересовался Абблемон.
Маршал был вторым после короля лицом в армии.
– Он с королем, – отозвался оруженосец.
– В карты играют, – буркнул кто-то.
Абблемон снова поморщился.
– Ну хорошо. Приведите коня. Верхового.
На самом деле он мечтал принять ванну и выпить горячего вина. И чтобы все, черт возьми, занялись своим делом, начиная с короля. И де Рибомона.
Он всегда спорил со стариком Гисарме на военных советах. После двадцати дней в походе старик начал казаться полезным союзником.
– Сэр Танкред?
– Ладно уж. – Гисарме пожал плечами. – Посмотрим на ваши трупы. После такого и спится лучше.
Пока еще не совсем стемнело, они поехали за этрусским офицером по холмам, уже лишившимся деревьев. Шатры тряслись от храпа десяти тысяч человек. Солдатам незачем было бодрствовать: еду, которая у них оставалась, уже приготовили и съели. Большинство костров погасло.
Становилось все холоднее.
С Абблемоном ехали два оруженосца, юноши из хороших семейств Арле, а сзади следовал Гисарме со своими оруженосцами. Им предстояло забраться на довольно высокий симметричный холм с круглой верхушкой, увенчанной древней каменной стеной, сложенной на сухую.
– Мастер Василий приказал крестьянам расчистить вершину и устроить там укрепление, – пояснил этруск, когда они спешились и привязали коней.
Абблемон понимал почему. Холм стоял в самом центре их расположения и был достаточно высок, чтобы обозревать с него территорию. Абблемон долго смотрел на юг, представляя… неужели? Что он видит огни Арле. Что Арле все еще держится. Он прикрыл глаза ладонью и попытался понять, какого черта здесь творится.
Что-то промелькнуло на самом краю поля зрения. Темное пятно в темноте. На востоке. Он замер. Что бы это ни было, оно летело. Но оно показалось огромным.
– Что это? – Он указал пальцем.
Арбалетчик ответил не сразу:
– Облако, милорд? Я не вижу ничего, темно.
– Как тебя зовут?
– Сопра ди Браккио. Сюда, милорд.
Абблемон достаточно знал этрусский, чтобы узнать nom de guerre[2]. Безденежный изгнанник, когда-то живший в одном из больших городов. Может быть, даже в Митле. Абблемон в целом любил безденежных изгнанников. Они умели хранить верность, и их мотивы были понятны, пока они не пытались вернуть утраченное.
– Ублюдки, – выругался ди Браккио. – Я оставил тут стражу, а они ушли.
В холодном лунном свете старая каменная стена походила на гниющие зубы, торчащие из серо-зеленых десен. Абблемону не нравилось то, что он увидел. Черное, далекое и огромное. По крайней мере, так ему показалось.
Гисарме так и не снял доспеха. Спешившись, он вынул меч. Когда оруженосцы слезли с коней, он улыбнулся.
– Я стар и видел много мертвецов. А вы молоды, нечего вам на них смотреть.
Абблемону он сказал другое:
– Не нравится мне это. Что-то здесь не так. И часовые пропали.
Абблемону хотелось развеять страхи старика, но он не мог.
– Когда мы вернемся в лагерь, найди сбежавших часовых и представь мне объяснения.
Он тоже обнажил меч и велел собственным оруженосцам оставаться рядом с лошадьми.
– Сюда, милорды, – сказал де Браккио.
Они подошли к каменному кругу. Казалось, стало еще холоднее. Здесь пахло землей, корнями и деревьями… и металлом. И смертью. Вблизи стены оказались выше, чем выглядели издали. Ди Браккио повернул направо, к темному провалу входа.