— Ну, — говорит, — собирайся!.. Недовольство ты высказывал, что господь бог не прибрал тебя со старухой на пару. Вот я и пришел за тобой.
И тянется крючком за Атякшевой душой.
— Погодь, погодь! — старик с испугу задом пятится. — Ты что, у бога служишь, а божьих законов не знаешь!.. Я ведь перед смертью исповедаться должен, все грехи попу выложить, чтоб на тот свет налегке идти.
Не понравилось Безносому, что старик указал на служебное упущение, в его промашку да его же самого носом тычет. Однако и сказать тут ничего не скажешь, потому что законное требование.
— Ладно, — говорит Безносый. — Иди к попу, только побыстрей возвращайся. Некогда мне. Вас много, а я один.
Атякшу только того и надо было. Шмыгнул в дверь босиком и без шапки, как был, и в кабак. Выпил чекушку для храбрости и думает: «Как же теперь быть? Неужто и впрямь помирать?» Выпил вторую — тут уж веселей мысли пошли.
«Эх, — думает Атякш, — помирать, так с музыкой!..» Начал он тут гулять, песни петь. С купцом проезжим подрался. А что Безносый в избе дожидается, совсем забыл.
До поздней ночи веселился. Но сколько не веселись, домой возвращаться надо. Приходит Атякш — Безносый на лавке сидит в углу под образами, злой-презлой.
— Где так долго ходил? Мне план по набору душ на тот свет выполнять надо, а я с тобой время теряю!..
Атякш Ёга руки в боки, ноги кренделем — ни дать ни взять покш[22] начальник — и говорит:
— А ты что в неурочное время приходишь? Так-перетак, не знаешь разве, что наш поп в соседнее село на крестины уехал?.. Что мне — за ним вдогонку бежать? Где это видано, чтоб помирающие рысью за попами бегали! Не по закону это.
Ударил Атякш голой пяткой об пол и в пляс пустился. А смерть, известно, веселых не любит. Посмотрел, посмотрел Безносый на Атякша, на то, какие он коленца выкидывает, плюнул и ушел.
— Я тебя сонного в одночасье подкараулю, — так сказал на прощание.
И подкараулил. Ближе к зиме заболел Атякш Ёга. Лежит на печке, охает. Под утро задремал, и снится ему, что на печку лезет Безносый с крюком, которым души вытаскивает. Открыл глаза — и в самом деле: Безносый на припечке стоит, железный крюк к Атякшу протягивает, вот-вот за душу уцепит. Хворь со старика как рукой сняло.
— Погодь, — говорит, — дай чистое, смертное на себя надеть! Потом свой крюк протянешь…
— Ладно, переодевайся, — говорит Безносый. — Даю тебе сроку пять минут. И хитрить не вздумай, как прошлый раз. Теперь ничего у тебя не получится.
Надел Атякш чистую рубаху и чистые порты, с лавки под образами сор смахнул.
— Помыть бы ее надо, больно грязная лавка, — говорит Атякш. — Даже лежать на ней совестно.
— Сойдет и так, — торопит Безносый. — Ложись, старик. Сейчас я выну твою душу и на свет посмотрю: темненькая она или беленькая.
Атякш даже подпрыгнул от возмущения:
— Да какое ты имеешь право хрестьянский обычай нарушать?! Покойник должен лежать на чистой лавке — и точка. Вот я нажалуюсь на том свете, и уволят тебя.
Скрипнул зубами Безносый от досады. Думает: «Ну и поганый старик, хлопот с ним не оберешься! Однако и то верно: если нажалуется, влетит мне по первое число».
— Ладно, — говорит, — мой лавку. Да поторопись: клиентов у меня на сегодня целая очередь.
Атякш взял горшок со столярным клеем да и намазал лавку.
— Садись под образа, гостюшка, — предлагает. — А я лягу и голову тебе на коленки положу. Так тебе удобней будет душу из меня вытаскивать.
Сел Безносый на лавку и приклеился. А старик Атякш шасть во двор. Снаружи в окошко заглядывает, Безносому рожи корчит. Кричит:
— Будешь сидеть приклеенный до скончанья века! Пиши бумагу, что разрешается жить мне еще семь лет. Тогда я кипятком отклею, а нет — сиди себе на здоровье.
Сидит Безносый день, сидит два… А дело-то стоит! Люди помирают, а души из них вынимать некому. Опять же при должности состоит Безносый, боится, ему прогул запишут.
На третий день заглядывает Атякш в избу и спрашивает:
— Ну как? Надумал?
— На год выдам тебе бумагу, а на семь лет не могу. Стар ты уже, семь лет не протянешь, — говорит Безносый.
Атякш спорить стал. Торговались, торговались — сошлись на трех годах. Написал Безносый Атякшу Ёге охранительную бумагу: дескать, три года к нему и носа казать не будет. И ушел со скрежетом зубовным — до того ему Атякш в печенки въелся. После его ухода запах мертвячий в избе целый месяц стоял.
Три года Атякш пил-гулял, ничего не боялся. Другой старик себя в строгости блюдет, потому страшится помереть раньше времени. А у Атякша гарантия: что хочешь делай — смерть стороной обойдет.