С этой мыслью я поспешил туда, где ее бросил. Сбросив несколько рулонов материи, я нашел то, что искал, затем я вернулся к ящику и изготовил подобие маленького лома. Действуя ножом, я придал дощечке форму клина. Клин я потом засунул под доску и загнал как можно глубже увесистым куском доски.
Когда клин зашел достаточно глубоко, я ухватился за свободный конец и, нажимая на него, вскоре с удовлетворением услышал, как с треском вылетают гвозди и доска со скрежетом отошла от дна ящика.
Соседнюю доску я сорвал уже легче. Теперь образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы извлечь из ящика любое содержимое.
Там были продолговатые пакеты легкие и упругие. Они не вызвали во мне большого любопытства: я уже сразу мог сказать, что тут нет ничего съестного. Может статься, я не узнал бы о них ничего и до сего дня, если бы обертка одного из пакетов не прорвалась случайно. Я нащупал какой-то мягкий, гладкий, скользкий материал и понял, что у меня в руках превосходный бархат.
Я быстро вынул содержимое ящика и бережно сложил пакеты позади себя. Затем я поднялся в пустой ящик. Еще одним ярусом ближе к свободе!
Этот большой шаг вперед не занял и двух часов. Такой успех был прекрасным предзнаменованием. День хорошо начался. Я решил не терять ни минуты времени, раз уж судьба ко мне так благосклонна. — Спустился вниз, напился вволю воды, вернулся в бывшее вместилище бархата и снова занялся разведкой. Так же как и предыдущий, этот ящик упирался торцом в фортепиано. Этот торец легко вышибить. Я не стал медлить, вытянул ноги и принялся выбивать свою обычную дробь каблуками.
На этот раз дело пошло не так скоро. У меня не было достаточного простора, потому что ящик с бархатом был меньше, чем ящик с материей, но наконец я добился своего: обе торцевые доски вылетели и провалились в промежутки между грузами.
Я встал на колени и предпринял новую разведку. Я ожидал, или, вернее, боялся, что ящик с фортепиано занимает сплошной стеной всю открытую мной полость. Действительно, огромный ящик был тут как тут — я тотчас нащупал его рукой. Но я едва удержался от радостного восклицания, поняв, что между ящиком стоящим справа и им — пустота! Пустота распространялась и вверх. Я выставил руку, поднял ее — новая радость: пустота распространяется вверх на тридцать или сорок сантиметров, до самой верхушки ящика с фортепиано!, и вперед, сантиметров на шестьдесят, и туда, хоть и с трудом, можно было протиснуться
Это был приятный сюрприз, и я сразу оценил свою неожиданную удачу. Порядочный кусок туннеля был уже готов и открыт для меня.
Я как следует все исследовал и понял в чем тут дело. В ящике находилось не фортепиано, а рояль. И с целью экономии материала, форму ящика максимально приблизили к форме инструмента — боковину ящика обрезали на угол. Рояль находился клавиатурой вниз, обрезанная сторона заняла вертикальное положение, вокруг нее стояли ящики и образовалась треугольная камера[32]. Я говорю «треугольная», поскольку любое вертикальное сечение камеры представляло собой прямоугольный треугольник, короткая сторона которого лежала горизонтально вверху. Вообще говоря, это не совсем математически точно, поскольку между ящиками (с роялем и соседним, справа) внизу был приличный зазор, в который могла провалиться нога, и угол треугольника был не совсем острый, скорее всего была трапеция, а камера — трапецеидальная.
По всей видимости, такая форма этой выемки сделала ее неудобной для грузов, потому ее и не заполнили.
«Тем лучше», — подумал я.
Глава 61.
ЯЩИК С МОДНЫМИ ТОВАРАМИ.
Я сильно продвинулся в горизонтальном направлении, главное для меня значение этой пустой камеры заключалось в том, что она дала мне возможность продвинуться по горизонтали на всю толщину фортепиано — больше шестидесяти сантиметров, — не считая того, что я продвинулся еще и вверх. Я не желал идти ни вперед, ни направо, разве что какое-нибудь препятствие встанет на моем пути. «Все выше!» — вот было главной моей мыслью. «Эксцельсиор!» Еще три или четыре яруса и, если не возникнет препятствий, я буду свободен! Сердце мое радостно билось, когда я думал об этом.
Не без волнения протянул я руку к потолку пустой камеры. Пальцы мои задрожали, когда наткнулись на хорошо знакомый мне холст. Я непроизвольно отдернул руку.
Боже мой! Опять этот проклятый материал — тюк с полотном!
Однако я не был в этом вполне убежден. Я вспомнил, что раз уже ошибся таким образом. Надо еще раз проверить.
32