За математику я был спокоен, а вот по диктовке уверенности совсем не чувствовалось: она у меня всегда прихрамывала, и тут можно было срезаться. Ну, авось! Надежда не умирала.
Когда мы вернулись в пансион, Антонина Лаврентьевна учинила нам строгий допрос: кто что, как написал и решил, и тут уж не стеснялась в комплиментах вроде: «дуб стоеросовый», «мозги вывихнуты», «я так и знала, что из вас ничего не выйдет и зря на вас деньги тратят», и т. п.
За этим днем быстро полетели дни других экзаменов и особенно промежутки между ними, когда все старались наскоро повторить то, что, казалось, знали слабее. Это было жаркое время, и сама Антонина Лаврентьевна и все учителя с раннего утра и до позднего вечера не давали нам вздохнуть, и мы сиживали за уроками по десять часов.
Здесь нельзя не вспомнить и саму Антонину Лаврентьевну М. Это была, несомненно, замечательная в своем роде женщина: высокого роста, очень полная, с красивыми, чисто русскими чертами лица, энергичная и властная, она ярко напоминала легендарный тип русской помещицы-барыни, которая умела управлять своими крестьянами, и все перед ней трепетали. Каких только сорванцов и лентяев не было у нее в пансионе, а она умела не только заставить себя слушаться, но и прилежно учиться. Целыми днями М. наблюдала за занятиями. Она преподавала русский язык и часто доводила до отчаяния своих учеников, заставляя их по четыре-пять раз переписывать диктовки, в которых было много ошибок. Когда увещания и слабые наказания не действовали, она, не задумываясь, прибегала и к физическому воздействию, которое выражалось тем, что она неожиданно подходила к провинившемуся и пребольно драла его за уши, в присутствии всего пансиона. Мы, конечно, ее за эти качества очень боялись и… уважали. Полагаю, что многие из нас только благодаря ей вышли в люди и сделались полезными офицерами.
Хотя М. круглый год держала пансион, но особенно усиленные занятия происходили летом. Большинство отдавали детей только на это время, чтобы «натаскать» к экзаменам, да и долго держать в пансионе многим было не по средствам. Летний курс длился три месяца, и за это время мы не имели, кроме воскресений, да и то для тех, кто хорошо учился, свободных более двух-трех часов в день. В эти часы нас обычно посылали гулять или купаться.
Этот период был очень тяжелым испытанием, но мы всегда вспоминали и вспоминаем Антонину Лаврентьевну с глубоким уважением и благодарностью за ее выдающуюся добросовестность во взятом на себя деле[2].
Уже довольно многие провалились на экзаменах, но я пока удачно миновал «подводные камни» и продолжал успешно «выгребать». Мне было труднее, чем многим товарищам, так как я окончил только второй класс гимназии, а для поступления в 4-ю роту требовалось знание программы трех классов, а по некоторым предметам и четырех, так что в пансионе пришлось за три месяца пройти полный курс 3-го класса. Да и по летам я был самым молодым, и мне только в декабре исполнялось 13 лет. Но желание поступить в Корпус помогало преодолеть все трудности, а подчас и лень, и усталость.
Вот наконец и последний экзамен сдан и объявлены отметки за письменные работы. Я все благополучно выдержал. Мое ликование трудно сейчас описать. То-то героем теперь можно будет вернуться домой и поважничать перед братом и сестрами. Шутка ли: кадет Морского кадетского корпуса, 4-й роты! Наверное, вновь назначаемые министры не чувствуют такой важности, как чувствовал ее в то время я. Вот только несколько огорчало, что еще приходится ходить без формы. Но форма скоро будет!
Глава вторая
Десять дней, оставшихся до начала занятий в Корпусе, пролетели как сон. Настал день явки в Корпус – 1 сентября 1898 г.[3] В последний момент стало немного жутковато: ведь как-никак нам придется подчиняться военной дисциплине, иметь дело со столькими мальчиками, жить целую неделю вне дома и все время находиться под надзором офицеров.
Корпус встретил новых питомцев очень приветливо. Ротный командир подполковник Д. (Данчич Арсений Михайлович. – Примеч. ред.)[4] был добрый, спокойный и снисходительный начальник. Другие офицеры тоже оказались не слишком страшными, и вся наша шумная молодая компания почувствовала себя свободно и сразу перестала стесняться. Даже начали острить по поводу немного кривых ног одного дежурного офицера лейтенанта П. (Попов. – Примеч. ред.)
2
Еще одно интересное мемуарное свидетельство о том же пансионе оставил Ф.В. Северин, поступивший в Морской кадетский корпус в 1893 г.:
«Для верности, что я с успехом выдержу экзамены, родители поместили меня сперва в приготовительный к вступлению в Корпус пансион. Таких пансионов в то время было несколько, и я был устроен на летние месяцы в пансион лейтенанта Мешкова. Сам Сергей Владимирович Мешков был в плавании, и его пансионом руководила его жена, Антонина Лаврентьевна, при сотрудничестве одного или двух учителей. Пансион находился в Шувалове, по Финляндской железной дороге, недалеко от озера того же названия. Нас, пансионеров, было 26 мальчиков в возрасте 12–14 лет. Дача была настолько просторная, что мы свободно в ней размещались.
Заниматься приходилось основательно – с утра до обеда, затем перерыв до 2-х и снова до 5 вечера, а затем подготовка уроков. Антонина Лаврентьевна занималась с нами по русскому языку и по истории, а ее помощники натаскивали нас по математике. Кормили нас очень хорошо – обильно и сытно. За столом председательствовала Антонина Лаврентьевна, причем рядом по обе ее стороны сидели обыкновенно два самые отчаянные шалуна – один Штюрмер (сын будущего премьер-министра), а другой Сенявин. Когда они, несмотря на соседство с Антониной Лаврентьевной, продолжали свои шалости, то она просто их брала за уши и драла, приговаривая: “Этакое животное…” Укладывались спать в 9, а к 10 часам должны были спать; это, однако, бывало редко, чаще всего устраивались бои подушками; в этом случае она вытягивала из кровати замеченного и ставила в угол на полчаса.
По субботам, после 12 часов, мы могли уезжать к родителям до воскресенья. В летнее время в Шувалове много дачников и вообще было очень оживленно; конечно, всюду были ларьки со сладостями и лимонадом. Помню, с каким удовольствием, возвращаясь в воскресенье вечером в пансион, мы покупали в ларьке у вокзала шоколадную колбасу. Мне кажется, что в дальнейшей своей жизни мне не приходилось есть такого вкусного шоколада.
Перед экзаменами, что бывало около 15 августа, темп занятий в пансионе усиливался, а перед каждым письменным испытанием мы проделывали нечто вроде проверочного экзамена. Припоминаю очень ясно, что на письменном экзамене по арифметике мне попались задачи совершенно схожие с теми, что нам дали решать в пансионе накануне самого экзамена» (
3
Вновь принятые кадеты явились в Корпус 02.09.1898. Сбор – в 10 утра, в 11 ч. – молебен в церкви, затем в Столовом зале – завтрак с музыкой, в 14 ч – начало занятий (см. приказ по Морскому кадетскому корпусу № 170 § 7 от 01.09.1898).
4
Данчич Арсений Михайлович (20.01.1856–1927?), генерал-лейтенант по Адмиралтейству (03.09.1913), переведен по флоту (05.08.1913). Окончил Морское училище (1877). С 1883 г. – в Морском училище (Морском кадетском корпусе), в т. ч. с 23.09.1884 – младший, с 27.09.1891 – старший отделенный начальник, с 06.12.1895 по 16.06.1903 – ротный командир. С 16.06.1903 – инспектор мореходных учебных заведений, с 23.05.1916 – член Совета министра торговли и промышленности. По данным эмигрантов, убит в 1927 г. по дороге на Соловки.