— Что, собственно, ужасно?
— Все это может дойти до прокурора, до Анкары!
— Ну и что?
— Как это «что»? Недаром говорят: невелика муха, а проглотишь — тошнит!
— Но ведь я вам и пятидесяти пара[33] не давал.
— Все это ясно. Но как заткнуть рты болтунам?
Кудрет вдруг резко спросил:
— Выходит, струсил? А играть на деньги с заключенными, поощрять продажу наркотиков и холодного оружия в тюрьме да еще брать комиссионные — этого ты не боишься?!
Начальник был уничтожен. Что за тон! Какое выражение лица! Типичный ревизор. Может, он и в самом деле чиновник по особым поручениям из Анкары?
Кудрет вдруг встал и сухо бросил:
— Ну, я пошел!
Начальник вскочил:
— Посидите еще немного.
— С какой стати?
— Да так просто… как бы это вам сказать…
— О чем?
— Вы упомянули о наркотиках и ножах… но… вы же знаете… Нет, не то я говорю…
— Чего мямлишь? Говори, что хотел!
Начальник покраснел и, с трудом преодолев робость, продолжал:
— Слухи, которые ходят в городе…
— Какие слухи? О том, что ты взял пятьдесят тысяч?
Начальник еще больше растерялся:
— Я? Я взял? У вас?
— Ты! Ты! Кто же еще?
— Разве я брал у вас какие-нибудь деньги?
— Отвертеться хочешь?
— Помилосердствуйте, бей-эфенди, умоляю вас…
— Значит, ты не брал у меня пятидесяти тысяч и не говорил, что часть из них дашь прокурору и в Анкару кое-кому отправишь?
Начальника бросило в дрожь.
— Сжальтесь! — воскликнул он, протягивая руки. — Из любви к аллаху!
— Я и аллаха почитаю, и пророка! А ты убери свои грязные лапы! Что за наглость — взять деньги, а потом отказываться! Я тебя проучу!
И Кудрет с грозным видом покинул кабинет начальника. Он был доволен собой. Плохо ли? Убить сразу двух зайцев!
Нефисе он скажет, что денежки ее пошли на взятки, а начальника тюрьмы будет держать в страхе. Кудрет уже потирал руки, радуясь тому, что теперь он запросто «обложит налогом» начальника, который по ночам в нетрезвом виде играет в азартные игры с заключенными, да к тому же берет с них комиссионные за продажу запрещенных товаров.
А начальник просто обезумел от страха. Решил было рассказать все прокурору, но побоялся. Как бы то ни было, а прокурор подумает, что не бывает дыма без огня. И уж, конечно, допросит Кудрета Янардага. А что будет, если Кудрет-бей заявит: «Да, дал я ему деньги. Кстати, часть их предназначалась лично вам, а часть анкарскому начальству».
В тот же день произошло событие, которого начальник так боялся. В тюрьму нагрянул прокурор. Глаза его метали громы и молнии.
— Правда ли то, что я слышал?
— А что вы, бей-эфенди, слышали? — будто не понимая, спросил начальник.
Прокурор, мужчина плотный и высокий, сразу взял в оборот тщедушного начальника тюрьмы:
— Признавайся! Брал ты у Кудрета пятьдесят тысяч лир?
Начальник дернулся:
— Не брал!
— Врешь! Весь город говорит об этом. Где деньги? Куда ты их девал?
Как начальник ни клялся, как ни божился — тщетно. Прокурор наконец вышел из терпения и нажал кнопку звонка. Прибежал старший надзиратель.
— Позвать Кудрет-бея! — распорядился прокурор и повернулся к начальнику: — В каждом слухе есть доля правды. Но если даже все это вранье, сам слух страшнее факта, ты ведь знаешь.
Начальник впал в отчаянье, слова не мог вымолвить. В самом деле, как он оправдается, если Кудрет-бей сейчас заявит: «Да, он взял у меня деньги для вас и для анкарского начальства». А не оправдается — со службы выгонят. Ну и положение, хуже не придумаешь.
Прокурор пришел в замешательство, когда немного погодя перед ним предстал Кудрет Янардаг — с виду настоящий высокопоставленный «чиновник по особым поручениям». Не зря, видно, болтают о нем в городе. Может, он и в самом деле послан сюда Анкарой? Чем черт не шутит?
— По какому делу меня вызвали? — едва переступив порог, спросил Кудрет.
Тон, которым был задан вопрос, совсем обескуражил прокурора.
— В связи с распространившимися слухами, эфендим, пришлось прибегнуть к вашей помощи.
Кудрет спокойно вынул из кармана пачку сигарет, закурил.
— Вы, вероятно, интересуетесь пятьюдесятью тысячами лир?
— А вы давали кому-нибудь такие деньги?
— Если понадобится, я доложу об этом Анкаре, — сказал Кудрет и гордо удалился.
В полном смятении прокурор повернулся к начальнику тюрьмы:
— Что будем делать?
Идрис медленно шагал по ночному Стамбулу. С пятью хрустящими тысячелировыми бумажками в кармане и небольшой суммой, оставшейся от пятисот лир. Жизнь на Бейоглу[34] кипела. Пройдя по левой стороне мимо Галатасарайского лицея, он очутился на проспекте Истикляль, по которому, как и всегда в это время, текла плотная толпа.