— Допустим. Но неужели Кудрет бездействует в тюрьме? Что-то не верится!
— Что значит «бездействует»?
— А то, что он шагу не ступит, чтобы не надуть кого-нибудь, не сплутовать! — Длинный повернулся к «председателю ревизионной комиссии» Орхану Бомбе: — Товарищи могут подтвердить. Ты Кудрету в подметки не годишься, он… — Длинный сдержался и уже мягче сказал: — Впрочем, не сердись. Все это я нарочно говорю, чтобы подзадорить тебя. Нельзя так волноваться, когда идешь на дело. В нашей профессии волнение — первейший враг. Верно я говорю, Идрис?
Идрис, который лихорадочно придумывал, как бы ему поскорее улизнуть, толком не понял и переспросил:
— Что?
— В нашей профессии, говорю, главное — хладнокровие, правда?
— Совершенно верно, — поддакнул Идрис.
— А этот дрожит, как осенний лист, который вот-вот слетит с ветки.
— Так не годится. Заметят — сразу схватятся за телефонную трубку, а то и за пистолет. На дело надо идти уверенно, чтобы никто не мог ничего заподозрить.
Орхан Бомба отхлебнул из бокала.
— Со временем привыкну, постепенно…
— Отправились мы как-то на «ревизию» заводика по производству йогурта[35],— снова заговорил Длинный. — Все шло, как в те времена, когда вы с Кудретом еще работали с нами. Я забежал вперед, распахнул дверь и говорю: «Пожалуйте, бей-эфенди!» Хозяин — хотите верьте, хотите нет — сущий волк. Но это бы еще ладно. Глянул я на стоящего рядом с хозяином типа и вижу — знакомая рожа, видел я ее на одной из «ревизий»…
— Э?.. — заинтересовался Идрис.
— Вот тебе и «э»! Малейшая оплошность, думаю, и готов провал со всеми вытекающими последствиями. Тогда я, как ни в нем не бывало, все с ходу переиграл. Мы, говорю, из газеты «Голос кустарей и лавочников». Не желаете ли поместить рекламу? Только прикажите — немедленно оформим квитанцию. «Рожа» ничего не сказала, лишь ухмыльнулась в усы. К счастью, все обошлось без шума… А этот? — Он показал на Орхана Бомбу. — Совсем раскис.
Орхан кивнул и криво усмехнулся.
— Послушайте, бей-аби, — обратился он к Идрису. — Сели мы в машины. А я тогда работал всего третий день. Это была вроде бы вторая моя «ревизия». Приезжаем на заводишко. Я за начальника. И вдруг такая неприятность! Немудрено и раскиснуть!
— Ты неправ, — сказал Идрис. — На все сто неправ! Дело это рискованное. Новичок ты или не новичок — за малейшую оплошность расплата одна: тюрьма!
В ресторане, насквозь пропахшем табаком и анисом, нечем было дышать, и пот лил ручьями, хотя погода стояла не очень жаркая. Длинный снял пиджак и засучил рукава рубахи. Немного погодя его примеру последовали остальные. За столом становилось все оживленнее. Дружки наперебой вспоминали времена, когда с ними был Кудрет Янардаг, смеялись и опрокидывали рюмку за рюмкой.
Обычно после трех рюмок Идрис становился веселым, но сегодня он сидел трезвый и печальный, делал вид, будто внимательно слушает разговоры, а сам думал лишь о том, как бы поскорее уйти и разыскать Сэму.
Вдруг Длинный повернулся к нему:
— Послушай-ка, Идрис! О Сэме слыхал?
Идрис вздрогнул:
— Нет, не слыхал.
— Знаешь ночной клуб — тот, что пониже Галатасарайского лицея? Она исполняет там восточные танцы. Как-то зашел у нас с ней разговор о Кудрете. Не любит она его, это факт, а он небось до сих пор мается!
— Не болтай! — с деланным безразличием ответил Идрис. — Нужна ему сейчас твоя Сэма!
— А слыхал, что его жена подала на развод?
— Ну и что?
— Ладно, — будто вспомнив о чем-то, продолжал Длинный, — а ты сейчас чем промышляешь? Ведь тогда быстро смылся отсюда, а теперь зачем прискакал? Или Кудрету туго приходится?
Вопрос был поставлен прямо, и промолчать или перевести разговор на другое не представлялось никакой возможности.
— В тюрьме сидят всякие чиновники, судейские секретари. Кто за растрату, кто за хищение. Вот он и проворачивает с ними разные делишки.
— А ты? Ты чем занимаешься?
— Стою в подворотне возле суда, пишу всякие прошения.
— Так я и поверил! Чтобы вы с Кудретом находились в одном городе и не обтяпали дел посолиднее? Быть того не может!
Идрис глянул на часы. И тут же пожалел об этом.
— Послушай-ка, — сказал Длинный, — ты, я вижу, часами обзавелся? — Он знал, что незадолго до того, как исчезнуть из Стамбула, Идрис продал свои часы, чтобы купить билет.
— По случаю достались, — ответил Идрис. — Составил одному арестанту прошение, а он мне в качестве залога дал вместо денег часы…
— Темнишь ты что-то, — хитро подмигнул Длинный. — А меня, как тебе известно, не так просто надуть.