Из тумана вдруг появляются люди. Двое мужчин-таи держат под уздцы небольших лошадок. Дикие и норовистые животные не привыкли к машинам: при звуке работающего мотора они рвутся из упряжки и встают на дыбы. Мео, в синих коротких сборчатых юбках, несут спящих младенцев не так, как вьетнамки — у бедра, а на спине. Мужская половина мео бреет переднюю часть головы, а свисающие назад пряди волос подстригает особым способом. На шеях у них поблескивают серебряные обручи, а за поясом торчит неразлучный дао дуа — большой нож, которым они прокладывают себе путь среди непроходимых зарослей в джунглях. Некоторые из них тащат на плечах связки сахарного тростника или длинные бамбуковые жерди. И вдруг… Я не верю своим глазам: высокий, статный таи торжественно-величаво шагает по обочине дороги, держа в руках огромный старомодный черный зонтик!
По-прежнему туманно и сыро, моросит мелкий дож дик. Но я уже знаю — не пройдет и часа, как туман густой массой сползет в глубину зеленых пропастей, а из-за туч выглянет ослепительное солнце. Перед нами — Деофадин (так таи называют «Перевал Земли и Не ба»). Под ногами твердая, неласковая земля, а над головой— бескрайнее, чистое небо. Здесь человек, только что вырвавшийся из влажных и душных джунглей, может вздохнуть полной грудью.
Нинь вполголоса напевает песенку военных лет
На этой высоте иной климат. Ночи слишком холодны, чтобы тут могла буйствовать тропическая зелень. Перед нами раскрываются просторы альпийских лугов, лишь изредка среди низкорослого кустарника торчит одинокое дерево. Горы здесь коричневатого цвета, а зелень мягких оттенков. Над всем этим — прозрачная лазурь, словно распахнутые в огромное небо ворота.
Приближаемся к селению Тхуанчау. Едва достигаем долины, как лицо начинает обдавать горячим воздухом. Дорога проходит среди узких, извилистых меж и запруд широко раскинувшихся рисовых полей.
Короткий привал, смена покрышек перед новым броском в горы и джунгли. До полудня еще далеко, но зной навис над селом, над серыми домиками, над меловыми холмами, заросшими кустарником. Заходим в государственный сельский магазин. На полках — ситцы, разная посуда, главным образом мисочки для риса. Много корзин и разных шляп. Небольшой книжный отдел. Тут есть политические брошюры, пособия и справочники по раз ным отраслям домашнего хозяйства, книжки для детей, художественная литература на языке таи и вьетнамском. Пи совету продавщицы Чи покупаю сборник народных песен таи, выпущенный на их языке.
По улице, шагает торговец, несущий связку кустарных чайников. Стайка ребятишек сопровождает нас, называя не только меня, но и Хоана, несмотря на его явно неевропейский облик, —льенсо[10]. Заглядываем в аптеку. В ней много заграничных лекарств: советских, болгарских, немецких и польских.
В магазин входит большая группа женщин — таи и мео. Они осматривают посуду и набивные ткани.
Из зарослей выбежало стадо черных поросят. У каждого из них на рыльце нечто вроде намордника из прутиков, за который легко зацепить веревку, если нужно загнать животных в хлев. В расставленных перед домами плоских, похожих на огромные тарелки корзинах белеют ломтики подсушиваемых на солнце бататов. Проложенные по диагонали к домам трубы — выдолбленные стволы бамбука — это своеобразный местный водопровод.
Нинь высунулся из «газика» и энергичными жестами руки зовет нас к машине. Хап включает мотор. Отдых кончился, пора в путь!
Дорога рыжим зигзагом снова петляет по склонам. Зной усиливается. Пыль толстым слоем оседает на лице и одежде, щиплет в горле. Мотор «газика» завывает на высокой ноте. Вскоре нас опять окружают джунгли. Снова тропическая зелень подавляет и ошеломляет меня своей девственной пышностью, красотой резных листьев, лианами, непроходимым кустарником. Высоко поднимаются перистые султаны трав. Раскрывают кроны огромные папоротники. Низко-низко летит над чащей сказочно яркая птичка тим чи. Лучи солнца едва пробиваются сквозь густую листву деревьев. Продолговатыми кроваво алыми пятнами мелькают цветы банана.
Но вот вдоль дороги вырастают маленькие будки на высоких сваях. Они очень напоминают птичьи кормушки.
— Это магазины! — видя мой изумленный взгляд, говорит Хоан.
— Ты шутишь?
— Что ты! Я говорю серьезно. Обрати внимание, сколько их тут построено!
Нет, я должна сама убедиться в этом! Выскакиваю из машины. На участке дороги не более чем в полтора километра, я насчитала до десятка таких маленьких ларьков. Вьетнамцы называют их кыа ханг ты нгуен ты жиао что означает: «Не забудь заглянуть!» В товарах недостатка нет: здесь можно найти сахарный тростник, сушеные бататы, бананы, маниоку. На каждом товаре — цена. Тут же лежит мешочек, куда покупатель бросает деньги. О каком-нибудь обмане и речи нет…
— Самообслуживание в джунглях, не правда ли? — смеется Хоан. Невольно улыбаюсь и я.
На реках, отличающихся быстрым течением, среди камней крутятся так называемые кон — деревянные колеса, служащие для ирригации. Кое-где видны иные приспособления — кои да — мельничные.
— Такие мельницы не только мелют зерно, но также лущат рис, — говорит мне Хоан, разъясняя принцип действия этого примитивного механизма. — Быстрое течение заставляет вертеться ось, а та приводит в движение пест, который бьет по зерну, насыпанному в огромную ступу, выдолбленную из куска ствола прочного дерева.
Видимо, где-то поблизости находится деревня, но обнаружить ее среди этих непроходимых лесных зарослей очень трудно. Неожиданно перед нами открывается широкая поляна, отвоеванная у джунглей, и мы видим несколько построек, напоминающих шалаши, а около них— группу мужчин. Они явно изумлены появлением нашей машины и ее пассажиров. К сожалению, побеседовать с этими людьми нам не удается: они совсем не знают вьетнамского языка. Кое-какие слова на языке таи, которыми пользуются Хоан и Нинь, тоже мало помогают делу. С большим трудом нам удается выяснить, что люди эти принадлежат к народности са. Жестами они объясняют свое присутствие в лесу — корчуют пни. Долго стоят са на дороге, удивленными взглядами провожая наш «газик».
Ровная дорога внезапно переходит в головоломный спуск, и мы оказываемся в долине. Перед нами — несколько десятков низких домиков.
— Туанжяо! — сверяясь с картой, говорит Нинь.
Из какого-то потаенного уголка машины он вынимает термос и сумку с едой. Присев на ступеньки «газика», мы раздираем на части жареную курицу и заедаем ее крутыми яйцами. В горле у нас пересохло от пыли, но зеленый чай действует освежающе. Разумеется, на десерт — свежие бананы.
Перед длинным зданием, где жители села, очевидно, проводят собрания, висит нечто напоминающее гонг, но очень странной формы.
— Присмотрись поближе, стоит! — говорит мне Нинь.
Он недавно побывал в этой местности и теперь пытается заинтриговать меня. Подхожу ближе. На зеленоватом металле можно различить выгоревшую от солнца надпись: «ЮС Арми». Гонг сделан из… куска бомбы!
Привал окончен, снова возвращаемся в джунгли. И, видимо, надолго. Машина подскакивает словно футбольный мяч, мы больно стукаемся боками о стенки кузова. Хап буквально вцепился в баранку руля. Видно, как от напряжения дрожат его руки. Не удивительно! Даже самому искусному шоферу нелегко вести машину при этой жаре, да еще в такой местности, где при малейшей оплошности каждый неожиданно возникающий крутой поворот грозит падением в пропасть.
Два часа дня. Хап должен отдохнуть. Он ставит машину в тень, ложится рядом на траву и мгновенно засыпает.