Направляясь в Виньлинь — самый близкий к демаркационной линии город ДРВ, — мы ненадолго останавливаемся в деревне Дайфонг. Она расположена в устье реки, лениво несущей свои воды к недалекому отсюда морю. Земля здесь не из плодородных: это самое низинное место во всей провинции, тут много подпочвенных вод.
— Как было прежде? — вопросом на мой вопрос отвечает Нгуен Нгок Ань, председатель местного сельскохозяйственного кооператива. — Скажу вам коротко: рис мы собирали раз в год, поэтому его всегда не хватало до новой жатвы. Период до сбора урожая тянулся долго, и мы его переносили болезненно: почти нечего било есть… Некоторые наши односельчане оставались неженатыми до шестидесяти лет, так как не могли заплатить выкуп за жену ее родителям… — невесело улыбается он. — Да и на какие средства бедный крестьянин мог прокормить жену и детей? Лучшим выходом для него было пойти «в примаки» — работать бесплатно в доме, где было много дочерей, чтобы таким образом «выслужить» себе жену… Были у нас и такие бедные семьи, где на мужа и жену приходилась одна пара брюк и блуза, и в поле они ходили поодиночке. В довершение к «Великому голоду» 1944 года на нас обрушился тиф… Известно: беда никогда не приходит одна. Не было такой семьи, где эта эпидемия не унесла жертву. Да и во время «грязной войны» наша деревня пострадала основательно: враг долго оставался здесь и отступил только накануне установления демаркационной линии. Но перед уходом эти палачи вырубили все фруктовые деревья!..
Осматриваю село. Улицы его протянулись почти на шесть километров. Среди домов высятся четыре укрепленных форта и три военных поста! Видимо, колонизаторы не очень-то уверенно чувствовали себя в этом селе.
Как утверждают товарищи из Дайфонга, их сельскохозяйственный кооператив прославился трудовыми победами на всю страну. Я невольно припоминаю важнейшие данные о земельной реформе во Вьетнаме. До войны девять десятых сельского населения в этой части тогдашнего Индокитая составляли безземельные и малоземельные крестьяне. Площадь наделов малоземельных крестьян едва достигала 30 процентов, то есть примерно четверти всей пахотной земли.
Аграрные преобразования в ДРВ, начатые осенью 1945 года, особенно интенсивно осуществлялись в период «грязной войны»; был снижен земельный налог и арендная рента. Сессия Национального собрания ДРВ в декабре 1953 года приняла решение о реформе, а также конфискации земель колонизаторов и помещиков-коллаборационистов и распределении ее излишков, изымаемых за вознаграждение у помещиков, проявивших лояльность по отношению к народной власти.
Именно этот декрет враги ДРВ и называли оружием более грозным, чем атомная бомба. Борьба за независимость слилась в одно целое с борьбой за рис. «Богатый урожай риса укрепляет победу!» — говорилось в одной из песен, родившихся в период войны. Хо Ши Мин писал:
Земельная реформа была закончена лишь после войны. Одновременно было покопчено и с феодализмом на селе.
Но сумели ли вьетнамские товарищи избежать при этом неизбежных ошибок и просчетов? Да, ошибки были. Но вьетнамцы говорят о них прямо и откровенно. О таких явлениях мы и беседуем сейчас в кооперативе Дайфонг. Среди его активистов немало людей, которые на себе испытали нарушения социалистической законности и были неправильно заключены в тюрьмы. Наблюдались изредка и случаи подавления свободы религиозных верований или механического перенесения опыта земельной реформы с низин Дельты в горные местности, где следовало поступать совсем по-иному — более осторожно и вдумчиво. Об этих ошибках говорилось на X пленуме ЦК Вьетнамской партии трудящихся, состоявшемся осенью 1956 года.
Однако проведенная реформа не смогла решить всех проблем деревни. Правда, безземельные и малоземельные крестьяне получили 118 тысяч гектаров пахоты. Но урожайность риса с гектара была очень низкой (едва 9 центнеров), в то время как средняя урожайность в мире равна 20 центнерам. Поэтому необходимо было организовать двукратный сбор риса в течение одного года. Но это возможно далеко не в каждом районе страны.
Социалистическая перестройка деревни постепенно обретала реальные черты. От бригад взаимопомощи и групп по совместной обработке земли, где она еще остается в индивидуальном владении, перемены на селе следовали одна за другой.
— Два небольших коллектива возникли у нас вскоре после завершения реформы, то есть на исходе 1958 года, — вспоминает Нгуен Хиен, секретарь парторганизации в Дайфонге. — То были товарищества по совместной обработке земли, куда вошло двадцать семей, имеющих несколько десятков гектаров земли. Год спустя уже три четверти жителей села были членами двух артелей. В марте 1961 года мы создали нынешний кооператив, именуемый «Вьет — Со», то есть «Вьетнамо-советская дружба».
Я расспрашиваю Нгуен Хиена и Нгуен Нгок Аня, с которыми иду по деревне, о достижениях и неудачах.
— Нельзя сказать, что все у нас шло легко и гладко. Первое время одолевали трудности и беды. Справились! Результаты уже видны — сейчас в наш кооператив входит 870 семей, 4200 человек. А началось, как вам говорили, всего с двадцати семей! В период организации кооператива на каждого члена его приходилось всего 10 аров[17] пахотной земли, а теперь — по 35 аров. Уже давно мы начали собирать урожай риса дважды в год, хотя еще много хлопот причиняет нам вода: она заливает значительные участки полей в низко расположенных местах. После объединения всех прежних мелких групп мы в течение четырех месяцев сделали то, на что раньше потребовалось бы не менее четырех лет напряженного труда: выкорчевали и очистили 100 гектаров бросовых земель, подняли и засеяли около 50 гектаров целины, провели ирригационные канавы…
Земля, по которой мы шли, хранила следы прилежного и нелегкого труда вьетнамских крестьян. Даже неопытный глаз мог заметить отвоеванные у пней и сорняков участки, недавно вспаханную целину.
Нам не хватает травы на корм скоту, поэтому мы усиленно налаживаем луговое хозяйство. А в землю, истощенную долголетней эксплуатацией, мы вводим минеральные удобрения, чтобы она давала большой урожай… У нас есть лодки, на которых мы можем передвигаться по заливаемым водой участкам. Наши люди учатся не только полеводству, но и выращиванию скота. Некоторые овладевают другими специальностями — скажем, кузнеца или ткача. На собственные средства мы построили швейную мастерскую и печь для обжига извести.
— Скажите, а сколько риса приходится на одного члена артели в год?
— Сейчас отвечу. Но сначала несколько слов о том, сколько его приходилось в самом начале существования артели. После сбора урожая 1959 года мы выдавали по 230 килограммов риса на человека. А в 1961 году — включая падди, маниоку и другие пищевые культуры — 1127 килограммов! У нас сейчас много тягловых животных — свыше двадцати буйволов и около сорока волов.
Руководители кооператива показали нам подарок советской комсомолии: трактор. Нгуен Нгок Ань полушутя, полусерьезно говорит:
— Теперь наша ответственность за успех двойная: ведь с нами соревнуются более тысячи кооперативов со всех концов страны!
Деревня Дайфонг отнюдь не живописна. Вокруг, насколько хватает глаз, однотонный равнинный пейзаж — большие пространства залитой мутной водой земли, запруды, сеть рисовых полей…
Больница и школа — как с гордостью подчеркивают местные товарищи — сложены из красного кирпича, что пока еще редко встречается во вьетнамской деревне.
В этом кооперативе я воочию увидела ростки новой жизни. Несмотря на всякие трудности, тут раз и навсегда покончено с прежними бедствиями: бездомностью, унижением и голодом!
Мост
17
Ар — мера земельной площади, равная 100 квадратным метрам, то есть одной сотой гектара.